Кровавый Дунай

Трегубов забрал папку, вложил в неё лист с решением о прекращении дела, уложил её в свой планшет и промолвил:

— А это уже вам с ними надо как-то договариваться. Единственное, в чём я вам тут могу помочь — отправить в главную военную железнодорожную прокуратуру представление на вас — как на офицера, оказавшего неоценимую помощь Разведупру Красной армии в его работе.

Николаев, побледнев, сбиваясь, произнёс:

— Но как же… как же… А я? Что со мной?

— А вам — счастливо оставаться! Мы, с вашего позволения, пойдём, да, Савушкин? — обратился Трегубов к своему капитану.

— Так точно, товарищ подполковник. Только ребят моих заберём.

— Давай. Буду ждать вас во дворе, там у меня машина. На, держи, мало ли, ваш сторож тебе на слово не поверит, — и с этими словами Трегубов протянул капитану папку с его делом.

Через десять минут разведчики во главе с Савушкиным выбрались во двор, сопровождаемые Грищенко — который до конца не мог поверить в такой счастливый исход дела. У тёмно-зелёного «доджа» их ждал Трегубов с шофёром; подполковник, пересчитав разведчиков, удовлетворённо кивнул и велел занимать места в машине, Савушкину указав место сразу за водителем.

Капитан, освободив место для ног — для чего ему пришлось сдвинуть тяжёлый вещмешок, плотно забитый каким-то барахлом — спросил:

— Товарищ подполковник, а что с этим Николаевым будет?

— Трогай, Петя, — скомандовал Трегубов и, повернувшись вполоборота к Савушкину, ответил: — Да ни черта ему не будет. Отбрешется. Сейчас этим многие деятели увлекаются. Трофейщики… Если всех мародёров сажать — штабы обезлюдеют…

Савушкин кивнул.

— Ясно. А что на фронте?

Трегубов тяжело вздохнул.

— Хреновые дела на фронте, Лёша. Меня, кстати, Николаем Тимофеевичем зовут, надоест подполковником звать — давай по имени-отчеству, мне так привычней, я подполковником сделался случайно.

— Есть Николаем Тимофеевичем. — И, помолчав мгновение, вновь спросил: — Так что на фронте?

— Южнее Балатона немцы прорвались к Дунаю, взяли Дунапентеле. Давят вовсю. Четвертый танковый корпус СС — дивизии «Викинг» и «Мёртвая голова». Яростно рвутся к Будапешту… Пал Секешфехервар, немцы заняли Эстергом.

Савушкин присвистнул.

— Ничего себе…

— Вот то-то же. Но у Толбухина вроде есть хорошие шансы — немцы вышли к Дунаю узким клином, в основном танками, без поддержки пехоты. Если наши перестроят боевые порядки и нанесут удары под основание клина, от озера Веленце и от Шимонторньи — то этот немецкий клин они подрубят. Общий перевес в силах на нашей стороне, Толбухину главное — им воспользоваться… Посмотрим — Помолчав, подполковник продолжил: — Ты про Варшаву в курсе?

— Нет, а что?

— Девятнадцатого освободили. Правда, городом те руины назвать трудно. От Варшавы немцы оставили только кучу камней…

— Мы наступаем в Польше?

— И очень успешно. Немецкий фронт рухнул, пленных и трофеи не успевают пересчитывать. Сегодня передовые отряды достигли Одера. Так что в Польше у нас всё на мази. И не только в Польше — наступаем ещё и в Восточной Пруссии.

Савушкин вздохнул.

— И в такое время мы сидели в подвале…

Трегубов махнул рукой.

— Забудь. Будем считать, что это был отпуск по ранению. Тебя, как я понял, в том бою, где погиб ваш словак и был ранен старшина — тоже задело?

Савушкин кивнул.

— Было. Не тяжело, за две недели зажило. — Помолчав, спросил: — Мы сейчас куда?

— В разведотдел штаба фронта. В Гёдёллё. Там переоденетесь, приведете себя в божеский вид, и… Ну, в общем, вернетесь к жизни. Кстати, я обмундировку для вас на всякий случай захватил, тот сидор, который ты ногами пихал — с вашими шинелями и прочими шмотками. — И Трегубов улыбнулся.

Через два часа, уже в темноте, «додж» с разведчиками остановился на окраине Гёдёллё, у ворот какой-то виллы, утонувшей в зарослях рододендрона. Трегубов, кивнув на вечнозелёные кусты, с усмешкой промолвил:

— Маскировочка круглогодичная, заметь, да и красиво… В доме ватерклозет тёплый, вода, камин, все удобства. Это вам не в подвале у Николаева сидеть…

Разведчики разобрали вещмешки, и тихо, по привычке стараясь не шуметь — направились к дверям виллы. Там их встретил немногословный сержант, проводил в дом, показал каждому его комнату — каковой невиданной роскошью, кстати, немало изумил ребят Савушкина — после чего передал пожелание Трегубова переодеться и собраться через полчаса в каминном зале.

Савушкин, обнаружив в своём вещмешке капитанский китель и бриджи — только покачал головой: чистая шерсть, это вам не хлопчатобумажная гимнастёрка с галифе… Вещь дорогая, слов нет — но абсолютно не практичная. В таком кителе хорошо за столом сидеть, важно отдавая приказы — не его амплуа… Одев новую форму и натянув скрипящие хромовые сапоги — Савушкин не смог отказать себе в удовольствии полюбоваться на себя в зеркало, висящее в простенке. Красавец, что и говорить… Орёл! Новенькую офицерскую шинель капитан одевать не стал — это уже перебор, в доме тепло, в таком виде живо вспотеешь… И так хорош — глаз не оторвать! Жаль, его ордена и медали в сейфе у Дементьева остались¸ без них — не тот фасон… Ну да ладно.