Кровавый источник

С тех пор как он стал работать на Мишкольца, семейная жизнь медленно, но верно катилась под уклон. Он давно бросил бы Марину, если бы не дети. В том-то и был ее расчет — нарожать побольше, «привязать мужика». Дети стали заложниками их разобщенности и нелюбви.

Нельзя жену бросить, так хоть роман завести! Так думал он уже давно, да как-то с романом не шибко выходило. Никто не подворачивался, а сам он не из донжуанов. Почему-то Марина никак не могла этого понять. Абстрактная ревность куда хуже, чем ревность к конкретному человеку, она душит своей несправедливостью, она безысходна и тупа. Перед ней меркнут любые доводы разума. Марина ревновала его ко всему, что двигалось, и лишь в последние дни появился зримый объект — бывшая подруга Светка.

Все, что носилось вокруг ее имени, напоминало шепот, шелест, шипение: бывшая, бывшая, бывшая… Ему хотелось сказать про нее — настоящая. Он так чувствовал.

Балуев распахнул окно рывком, отодрав с бумагой и ватой, — еще не открывал после зимы. Весенний город ворвался в кабинет с грохотом трамвая и щебетанием какой-то несуразной птахи, явно поспешившей с прилетом в этот холодный город.

Он крикнул:

— Кристина!

Изо рта шел пар. Она обернулась — услышала через грохот трамвая. Чтобы не надрывать горло, он пальцем указал ей на свой белый «рено» и спящего в нем шофера. Она помахала ему рукой и побежала к машине.

«Хватит дурака валять! — приказал он себе. — Сегодня же позвоню ей! Тем более найдутся общие темы для разговора».

Но до этого было еще далеко, а пока предстояло выполнить одну неприятную миссию. Он, конечно, мог бы поручить ее кому-нибудь другому, но другой может все испортить.

Он дождался возвращения машины. Когда назвал шоферу адрес, тот присвистнул:

— Что это вас потянуло в трущобы?

— Договоришься ты у меня когда-нибудь, — незло пригрозил Геннадий.

Ему необходимо было навестить мать погибшего в Лондоне курьера. У старухи не осталось никого из родственников, а сама она вряд ли поедет за гробом в такую даль. Ей только вчера сообщили о случившемся. Говорят, чуть не преставилась. Плакала без слез да спрашивала неизвестно кого: «Как же так? Я столько лет ждала его из тюрьмы! Думала, помру. Дождалась. А что теперь?»

Старуху они, конечно, обеспечат всем необходимым. Откроют счет, найдут человека, чтобы заботился о ней. Вот только сына уже не вернут. Они не боги.

О лондонском деле до приезда Мишкольца он старался не думать. До такой степени там было все непонятно и страшно. Человека убивают в самом, казалось бы, безобидном месте — в театре во время представления, в центре Лондона. И нет свидетелей, хотя зал был заполнен на две трети.

Это все выяснил его давний приятель Бен, которому он сразу же позвонил, как только узнал об убийстве. Даже флегматичный, непробиваемый Бен был потрясен наглостью убийцы.

Разумеется, в Лондон поедет он сам и возьмет на себя все хлопоты по перевозке тела. Но, пока он тут, надо выжать всю информацию о курьере. О его жизни здесь, в этих трущобах. Потому что кто-то еще, кроме шефа и помощника, знал о поездке курьера в Лондон. Если, конечно, тот не стал жертвой маньяка-театрала. Разве есть такие? Наверно, есть. Чего только нет на белом свете! Вот, например, трущобы…

— Приехали, барин! — заржал шофер.

«Ему смешно, — подумал Геннадий, — а мне разговаривать с матерью».

Дома стояли похожие один на другой. Неказистые, двухэтажные, с облупленными стенами и щербатыми дверями подъездов.

Мать курьера жила на первом этаже. Ему долго не открывали. В проеме двери показалась женщина, еще довольно молодая.

— Вам чего? — Она осмотрела Балуева с ног до головы.

Он спросил, не здесь ли живет такая-то.

— Спит она, — ответила женщина. — Всю ночь не спала.

— Кто там, Лиза? — донеслось из квартиры.

Лиза провела его в дом.

— Вы с Кирюшиной работы? — Мать курьера оказалась вовсе не старухой — лет шестьдесят или около того.

Комната напоминала склеп — добрые люди постарались, завесили окна и зеркала. Квартира была готова к приему покойника.

Балуев сообщил, что он отправится в Англию за ее сыном. Она принялась бесслезно реветь. Лиза, оказавшаяся соседкой, наоборот, плакала тихо, но в три ручья.

Ему показали комнату Кирюши, конуру, в которой помещались кровать, кресло и тумбочка с телевизором. Стена над кроватью сплошь обклеена грудастыми девками — любил, видать, фактурных Кирюша.

— Вы кому-нибудь говорили об отъезде сына в Лондон?

— Да половина поселка знала, что он туда гоняет! — ответила соседка. — Кирилл особо не секретничал! А у нас ведь тут деревня. Одному скажешь — завтра все знать будут!

«Но в этой деревне вряд ли кто имеет средства на такую поездку! — размышлял Геннадий. — Кирюша их тоже не имел — мы ему все оплачивали».

— А друзья у него были?

— Так опять же — полпоселка!

— А не из поселка?

Лиза крепко задумалась. Мать же припомнила:

— Был один. Оттуда. Ох, не нравился он мне! Я с Кирюшей воевала, чтобы не водил в дом кого попало, да без толку! Они разве матерей слушают?

— Как звали друга? Не припомните?

— Да бес его знает! Называл как-то… Не помню.

— Описать можете?