Кровавый источник

— Что там описывать, похороны будут — явится. Тогда и увидите.

— Логично. Ну, а если не явится?

— Куды он денется? Выпить на дармовщинку — они завсегда!

— А девушка у Кирилла была? — не отставал Балуев.

— Ой, море! — всплеснула руками мать. — Столько сюда переводил — не счесть! Подолгу ни одна не задерживалась!

— Одна все ж таки задержалась, — возразила Лиза.

— Это кто ж такая? — заинтересовалась мать.

— Ксения, студенточка иняза.

— Я что-то такую не упомню.

— Ну, как же! Она у Степаниды Ивановны комнату снимает. Кирилл все к ней бегал — языку она его обучала!

— А! — вспомнила мать. — Так между ними, кажись, ничего не было.

— Как же! Прямо-таки и не было? — съехидничала соседка.

— А ты-то откуда знаешь? Языками-то мало ли что мелют? — Мать даже надулась. Почему-то связь сына с этой студенточкой расстроила ее больше, чем остальные, которых было «море».

— А где живет Ксения? — обратился Балуев к соседке.

— Да близко тут. Пойдемте — покажу! Только она сейчас, наверно, в институте.

Он попрощался с матерью курьера. На ее лице отчетливо сквозило недовольство. Она готова была съесть бедную Лизу.

«А старушка-то еще — ого-го! — подумал Балуев. — Да и вовсе она не старушка! У Ленки-секретарши все старушки, кто старше ее на полгода! Девчонка!» Они уже вышли на улицу и прошли метров сто, когда Геннадий зачем-то оглянулся, будто кто его в спину толкнул: «Посмотри на старушку!»

Она неслась со всех ног, пересекая широкую поселковую улицу, куда-то за дома на противоположной стороне.

— Далеко еще? — спросил он Лизу.

— Еще чуток. Вон тот серый дом, — указала она пальцем, но Гена не понял, потому что все дома тут были серые.

Он поинтересовался, почему мать Кирилла так расстроилась, когда упомянули студентку.

— Жениться он на Ксюхе хотел — вот почему! — выпалила та. — А мамаша у него та еще! Женишься, говорит, когда помру, а до этого — не смей! Водить — води, не запрещаю, а по-серьезному — нет! Сколько у них скандалов из-за этого было!

— Ксюха-то знает?

— А как же! Вчера сообщили. Убивается девка! Говорят, отравиться хотела, так Степанида Ивановна, хозяйка ее, пресекла.

— Так, может, она не пошла в институт?

— Может, и не пошла. — Лиза пожала плечами. — Хотя она девушка аккуратная, занятий не пропускает. Образование ей позарез надо получить! Она ведь сирота, детдомовка. На папу-маму не обопрешься!

— Где же она деньги берет, чтобы комнату снимать?

— Подрабатывает по выходным на каком-то складе. Кирилл устроил. Да и Степанида с нее не шибко дерет. До Кирилла Ксюха в общежитии жила, а он ее сюда перевез, поближе к себе. Опять же, чтоб не изменяла, в общежитиях ведь знаете, какие дела?

— Знаю, — подтвердил Балуев, будто всю жизнь мытарился по общагам.

Степанида Ивановна оказалась женщиной очень полной, невысокого роста, с бледно-зеленым, как кабачок, лицом, на котором скудно было посажено и плохо взошло — крохотный приплюснутый нос, короткая щель вместо рта, глубоко ввинченные, стального цвета глаза.

— С утра убежала, — сообщила она, не пустив их на порог.

— Что я говорила! — всплеснула руками Лиза. — Вчера от горя подыхала, а сегодня — опять за науку! Молодец девка! Учеба — святое дело! А мужики… — Она махнула рукой. — Сколько их еще будет! Никуда они не денутся!

— Как фамилия Ксении? — спросил он хозяйку.

— Зачем вам? — недоверчиво повела она глазами и сильней сжала рот. А может, из простого бабьего любопытства.

— Попробую разыскать ее в институте.

— Обабкова, — нехотя уронила Степанида Ивановна, и Балуев пожелал ей всего хорошего.

Лиза проводила его до самой машины. То ли делать ей больше было нечего, то ли гость пришелся по душе.

— Где живу, знаете, — сказала она на прощание, — заходите, если что понадобится.

«Вот так и завязываются романы!» — усмехнулся про себя Геннадий, когда шофер, изнывающий от скуки и нетерпения, рванул с места. И всю дорогу потом Балуев с улыбкой вспоминал деревенский говорок Лизы, ее «картофельный» нос, хитрые глазки, заплывшие жиром и косые, мелкие зубки небольшого хищного рта.

Факультет иностранных языков педагогического института располагался не в главном здании, а в пятиэтажном кирпичном корпусе по другую сторону городского пруда.

В деканате, не очень удивившись его визиту, ответили, что Ксения Обабкова в данный момент находится на лекции, но до конца третьей пары осталось всего каких-нибудь десять минут, и он может подождать.

Когда из аудитории выскочил сияющий паренек, Геннадий припер его к стенке.

— Да вот же она! Ксения! — позвал паренек.

Совсем еще ребенок, хрупкая, сутуловатая, неловкая, она подняла на Геннадия Сергеевича заплаканные, в белесых ресницах глаза и слабо, как само дыхание, прошептала:

— Вы — меня?

Он не нашел ничего лучше, как уединиться с ней в машине, вызвав завистливый шепот подруг и насмешливые перемигивания ребят.

Шофера он попросил погулять, и тот, позевывая, отправился в продуктовый магазин.

Он представился начальником Кирилла и попросил рассказать о его знакомых.

— Я никого не знала, — ответила она. Опять набежали слезы. Балуев ругал себя за свой невольный садизм, но времени для соболезнований не оставалось.