Кровавый источник

Они вышли на свежий воздух. Встали у парапета набережной. Их взмокшие от жары лица приятно обвевал ветерок, дувший с пруда. Далеко, на плотине, в разгаре было веселье. Фейерверк озарял черное небо, доносившаяся музыка заглушала плеск воды. Они наполнили стаканы шампанским.

— Да-да-давайте за встречу! — Васильковые Валькины глаза горели в темноте не хуже фейерверка. Он был сегодня счастлив.

— И чтоб не в последний раз! — с дьявольской усмешкой добавил Дима.

Света глядела на звезды. Ей хотелось реветь. В буфете, оттесненные толпой, они на несколько секунд оказались вдвоем. Дима шепнул ей на ухо: «Светка! Я тебя люблю!» И еще он загадочно посмотрел на ее ноги, когда выбрались из буфета. И зачем она, дура, напялила эти штопаные колготки! В такую жару могла бы обойтись и без них!

Они выпили. Шампанское было теплым, мерзким.

Елизаветинск

1996 год, весна

Шампанское, которое они пили сегодня в китайском ресторане, сильно отличалось от того, восьмилетней давности. А на душе было так же.

Она не очень удивилась, когда он с утра позвонил ей в магазин и предложил вечером посидеть в «Шанхае».

Их отношения всегда выглядели странно. Последние полгода они вели только деловые разговоры. Предложение посидеть в ресторане ничуть ее не смутило. В первый раз, что ли? Дима почувствовал тягу к близкой душе.

Тогда, восемь лет назад, после Дня города, он целую неделю атаковал ее. Каждый день звонил домой, пока Андрей был на работе. Умолял уехать с ним в Москву. Что с ним случилось тогда? Почему вдруг нагрянул после десяти лет разлуки? Нет, Стар всегда являлся для нее загадкой природы.

Она наотрез отказалась уехать в Москву. Это был самый счастливый период их совместной жизни с Андреем, увы, недолгий. Он вкалывал на заводе в две смены. Она сидела дома, шила и вышивала для себя и на продажу. В то лето они даже съездили в Крым.

Так продолжалось еще полгода. Потом Кулибин вдруг заявил ей, что бросает завод. Видите ли, совсем не остается времени на стихи. Что она только тогда не предпринимала — и ругалась, и умоляла. Ничего не помогло.

Он стал заниматься коммерцией и снова писать стихи. Снова носить их в рок-клуб. Вечерами просиживать на репетициях. Коммерция и поэзия — вещи несовместимые.

У нее тоже не заладилось. В магазинах стали появляться импортные вещи. Заказчики один за другим откалывались. Шить становилось невыгодно.

На дворе стоял девяностый год. И тут опять, как снег на голову, свалился Дима. Его московская фирма погорела. Он вернулся навсегда. И первым делом взялся за нее.

Ей нужны были деньги. Стародубцев давал их и делал дорогие подарки. Она металась, как в бреду. Бросить Андрея не могла, а Дима настаивал на этом. Их крепко держало прошлое, всех троих. В конце концов она плюнула на прошлое и не стала делать тайну из отношений с Димой.

«Ты сам все сделал для того, чтобы я снова была с ним!» — бросила она в лицо Андрею. Он сказал, что все простит ей, если она порвет с Димой. «Мне надоели твои прощения! Я не хочу быть тебе всю жизнь обязана! Пусть тебе будут обязаны твои музыканты! Ты ведь с утра до вечера кропаешь для них стишки! Столько лет, и не заработал на них ни копейки! Ничтожество!»

Андрей подал на развод.

Стародубцев устроил ее продавцом в ювелирный магазин.

— Почему ты не взял меня к себе, в «Версаль»?

— Не хочу давать повод для сплетен.

Он оказался прозорлив, этот бывший звездный мальчик. Когда началась война двух мафиозных кланов, никто даже не подозревал, что у Стародубцева есть любовница, обыкновенная продавщица из ювелирного.

Как только он стал боссом, ее магазин оказался у него в подчинении, и карьера Светланы была предопределена.

В последующие годы не все было гладко между ними. Несколько раз они расставались, когда у Димы появлялась другая женщина. Это продолжалось обычно не больше двух месяцев. Потом все возвращалось на круги своя.

Последний разрыв оказался серьезней предыдущих. Дима объявил ей, что он болен. Она не вдавалась в подробности. Она не любила усложнять.

На этот раз все было иначе. У Стародубцева за полгода не появилось ни одной женщины.

В «Шанхае» Светлана заказала только черепаховый суп.

— О фигуре печешься? — заметил Стародубцев. Он теперь не походил не только на артиста Богатырева, но и на того деревенского парня в клетчатой рубашке, что отплясывал рок-н-ролл с бывшими стилягами. Дмитрий Сергеевич немного погрузнел, полысел, но при этом не стал солидней.

— Почему бы мне не печься о своей фигуре? Я должна себя похоронить только потому, что надоела тебе?

— Ну, зачем же сразу в штыки? От шампанского, надеюсь, не откажешься?

— Мартини.

— Пусть будет мартини.

Вкус был отменный, но пена показалась ей какой-то ненатуральной, отдающей шампунем.

— Ты уже вылечился? — спросила она напрямик, после первого бокала закурив любимые «Данхилл».

— Дай-ка и мне сигаретку, — попросил босс.

— Это дамские, — удивилась Светлана.

— И хрен с ними, пусть будут дамские! — Он закурил.

Светлана заметила, что у него дрожат пальцы. «Что-то новенькое! Раньше я этого не замечала!»

— Как ты жила эти полгода, Светик?