— Дима, это смешно! Ты не на эстраде! — Она перешла на полушепот, говорила быстро, но внятно: — Ты меня в очередной раз отшвырнул, как падаль, а теперь лезешь мне в душу! Что тебе еще от меня надо? Ты искалечил мне жизнь! Из-за тебя я осталась бездетной! Ты разбил наш брак с Андреем! Зачем? Ведь ты никогда не любил меня! Я была твоей прихотью, похотью — чем угодно, но только не любовью! Что ты хочешь от меня сейчас, когда я осталась совершенно одинокой и устраивать личную жизнь уже поздно? — Было похоже, что Светлана сейчас разрыдается, но она сдержала себя, потому что знала — этому человеку нельзя показывать своих слез.
— Ты все сказала? Может, запьешь? — осклабился Стародубцев, наполняя ее бокал шампанским.
— Нет, не все. — В ее огромных глазах он увидел решимость. Это его напугало.
— Давай выпьем, — предложил Дима.
На этот раз шампанское показалось ей помоями.
— Я ухожу из магазина, — твердо заявила она.
— Что еще за новости?
— Это не новости. Я выхожу из игры. Можешь присылать ко мне своих мальчиков с автоматами, со взрывчатками, с водородными бомбами! Мне все равно. Я так решила.
— Это из-за него? — Димины руки тряслись, как у алкоголика.
— Если тебе нравится так думать, то пусть будет из-за него.
Она уже собралась уходить, когда увидела в глазах босса слезы. Дима на мгновение опять превратился в того губошлепого мальчика, похожего на артиста Богатырева, и неожиданно жалобно произнес:
— Светка… прошу тебя… поедем ко мне… Я так больше не могу…
Они проболтали всю ночь, нежась на мягких перинах, потягивая разнообразные коктейли, которые Стар сам любил изобретать; поддразнивали толстую, неповоротливую Чушку и наслаждались средневековыми лютнями и мандолинами.
— У тебя сильно изменились вкусы, — заметила Светлана. — Прямо как у тех стиляг в саду Мандельштама, которых больше не прельщает рок-н-ролл.
— Представляешь, у меня в коллекции нет ни одного альбома «Слейда», — то ли похвастался он, то ли произнес с горечью.
Лютни и мандолины наводили на воспоминания. Помимо своей воли она думала об Андрее. Вот уж кто до конца жизни не изменил увлечению молодости. В его рукописи она нашла несколько переводов «слейдовских» песен, датированных последним годом. «Нет, как ни крути, Андрей навсегда останется молодым!»
Она не пожалела, что приехала к нему, хоть поначалу и ругала себя за малодушие. Иногда ей было с ним уютно. Он уговорил ее не бросать магазин, то есть не бросать его.
Светлана поклялась, что у нее ничего не было с Балуевым. Он сделал вид, что поверил. Однако дальше поцелуев дело не шло.
— Ты все еще болен? — осторожно поинтересовалась она.
Он только кивнул в ответ.
— Ты не хочешь мне рассказать, что это за болезнь?
Он нерешительно помотал головой.
— Я могу тебе помочь! Уверяю тебя!
Он еще с минуту раздумывал, поглаживая утомленную бульдожку, потом решился:
— Только не смейся. У меня не стоит…
Она тут же залилась звонким смехом, наплевав на предупреждение.
— Это серьезно? В твоем-то возрасте? Пойдем примем душ!
Она старалась изо всех сил. Делала все, что умела. А она умела многое. Мужчины всегда называли ее искусной и неподражаемой.
Светлана вымоталась окончательно. Он обнял ее за мокрые плечи, поцеловал в шею и махнул рукой.
— Хватит! Это все бесполезно.
И тут она вдруг поняла, что не первая пытается поднять его мужской престиж. Были, видно, искусницы и покруче!
— Тебе надо обратиться к психиатру, — пролепетала она чуть онемевшими от усердия губами и почти онемевшим языком. — Или еще лучше — к психоаналитику. Я могу найти…
— Не вздумай! — закричал он.
— Это у тебя нервное. Как ты не понимаешь!
— К черту этих врачей! — то ли засмеялся, то ли зарыдал Дима, обтираясь полотенцем и натягивая трусы.
Так они всю ночь забавлялись средневековой музыкой, коктейлями и Чушкой. Только под утро Стародубцев вспомнил:
— Что ты там, в ресторане, темнила насчет третьего, который действует?
— У Мишкольца в Лондоне убили курьера, — сообщила она.
Ее еще в ресторане подмывало посмотреть на его реакцию. Реакция была неожиданной. Руки опять затряслись. Голос задрожал:
— Ты знаешь подробности?
Она рассказала то, что знала со слов Геннадия.
— А ты профессионально шпионишь, — как-то по-стариковски улыбнулся Дима. Потом вдруг закрыл глаза и весь затрясся. — Светка! Мне страшно!
Он уснул, когда начало светать. В ее объятиях. С застывшей, как у младенца, слезой на щеке.
Бен Льюис встретил его во всеоружии — с оформленной документацией на вывоз тела и бутылкой русской водки. Он долгое время жил в России и предпочитал водку джину и скотчу.
Бен мало походил на стереотипного англичанина, хоть и имел продолговатое лицо с маленькими, но выразительными светлыми глазками под белесыми ресницами и тонкую складку почти не улыбающегося рта.
Бен не был снобом, как многие его соотечественники. Москва отучила Бена от пунктуальности. Он мог опоздать на ленч, к великому ужасу родственников и друзей, на целый час! Он вел себя запросто с людьми любого ранга.