Кровавый кубок

После смерти лорда Гоблетсворт Ленкс (или Кленси, что одно и то же) начал готовиться к следующему шагу по захвату титула. Буйная фантазия подсказала ему ужасное решение. Еще в художественной школе Ленкс задумал картину с сюжетом, похожим на тот, что изображен на "страшном пире". Теперь же полотно идеально подходило к плану дворецкого. Видя, что новые хозяева заинтересовались архивом, Ленкс изготовил "легенду о Кровавом Кубке" и подложил ее к другим старым бумагам…

— Но послушайте, мистер Уайтхол, — запротестовал Ричард, — легенда тоже была старой, как и остальные бумаги.

— Нет, сэр, — усмехнувшись, покачал головой Генри, — она только казалась старой. В принципе, "состарить" любую бумагу не так-то сложно. Закопайте ее на пару суток во влажную, сырую землю, а затем подержите еще несколько дней под яркими лучами солнца, вот Вам и "древний манускрипт". На первый взгляд никто не отличит подделку от настоящей старинной бумаги. Разумеется, если соответственно написан текст. Итак, подложив "легенду" в архив, Ленкс через несколько дней — когда был уверен, что "рукопись" уже прочитана — явился ночью леди Гоблетсворт под видом "призрака с Кровавым Кубком".

— Вам еще очень повезло, миледи, что Вы, увидев "привидение", потеряли сознание. Судя по всему, преступник хотел воспользоваться шоковым состоянием своей жертвы и заставить Вас выпить из кубка (кстати, не думаю, что там была настоящая кровь; скорее — какое-то густое красное вино). Если бы Ваше сиятельство сделали это…. Я уже говорил: в красной жидкости был растворен яд.

Леди Гоблетсворт побледнела при мысли, какой опасности она подвергалась.

— М-да. — Невесело усмехнулся Роберт. — Теперь я понимаю, почему на следующий день у мистера Ленкса — (слово "мистер" он произнес с мрачной иронией) — почему у него был такой растерянный и даже возмущенный вид. Ну, еще бы: он так надеялся на успех, а его постигло сильное разочарование.

— И тогда, — с задумчивым видом проговорил Ричард, — он предпринял новую попытку, которую так блестяще сорвал мистер Уайтхол.

Роберт глянул на брата — уж не насмехается ли он снова над гостем. Но в голосе младшего Гоблетсворта слышалось искреннее уважение.

На небольшом столике возле окна лежали бумаги: письма и дневник сэра Френсиса, "легенда" и рисунки Ленкса — эскизы "Страшного пира". Прямые улики, то есть кубок и нож, потерянные Ленксом во время драки и подобранные потом Аланом Финчем, а также "наряд призрака" были уже отосланы Вильерсом в Скотланд-Ярд. А бумаги, прежде, чем передать полиции, Генри хотел показать Гоблетсвортам.

Ричард подошел к столику, взял "легенду»: — И все же я не понимаю, почему Ленкс спрятал эту бумагу, а не уничтожил ее? — Вопрос был обращен к Уайтхолу.

Тот пожал плечами: — Возможно, он хотел еще раз использовать "легенду о Кровавом Кубке" и таким образом уничтожить все семейство Гоблетсвортов.

Ричард презрительно хмыкнул: — Неужели Вы думаете, мистер Уайтхол, что меня или Роберта, возможно, напугать "призраком"?

— Сэр, — возразил Генри, — если бы Вы увидели то, что видели мы с Вашим братом, то не стали так говорить.

Ричард что-то пробормотал про себя, явно не соглашаясь с сыщиком. Затем вновь обратил взгляд на бумагу. — Интересно, — задумчиво протянул он, — а что если бы мы не занялись архивом, каким образом Ленкс подсунул бы нам "рукопись"?

— Я думаю, он сам обратил бы наше внимание на архив, — предположил старший Гоблетсворт, — или, допустим, положил бумагу в любую из книг. Не так ли, мистер Уайтхол?

Сыщик согласился с мнением молодого аристократа и добавил, что дворецкий в любом случае постарался бы, чтобы бумага, так или иначе, попала на глаза Гоблетсвортам.

Через несколько часов Генри собирался возвращаться домой. С ним вместе ехал и лейтенант Вильерс, везший в Скотланд-Ярд документальные подтверждения вины Ленкса: "рукопись", бумаги сэра Френсиса, эскизы к "Страшному пиру"; а также письменные показания сторожа Этлиса, видевшего свет в замке в ночь первого покушения на леди Гоблетсворт. Дал показания и Питер Орм. Старый лакей подтвердил предположения Генри о связи сэра Френсиса с Клариссой Кэртол, так как был поверенным своего господина во всех его делах. Дворецкого, теперь уже бывшего, закованного в наручники, сопровождали трое полисменов, приехавших вместе с лейтенантом Вильерсом. Ленкс, проведший полночи в подземелье замка, являл собой весьма неприятное зрелище. Бледный, чуть ли не белый, будто его лицо все еще покрывала маска, яростные, почти безумные глаза; сейчас Ленкс совершенно не был похож на того человека — немного угрюмого, но все же спокойного, — какого знали Гоблетсворты. Казалось, он изливал на окружающих всю свою злобу, накопившуюся за много лет.