И вот, на другое утро меня посетили опять Бразуль, Выгранов и Чеберякова, в том же номере гостиницы. На сей раз беседа была очень краткая, ибо мне очень скоро стало ясно, что Чеберяк повторяется: она говорила все то, что говорила накануне. Я дал понять Бразулю, что дальнейшие свидания излишни, беседа оборвалась, они меня оставили. <…> Таким образом, в моем распоряжении к этому времени были следующие факты: Чеберякова с самого начала оговаривала родственников, сначала мать, затем отчима, дядю, наконец, Мифле. С момента, когда был арестован Бейлис, Чеберякова успокоилась и совершенно затихла. И опять меняется ее поведение со второй половины ноября, с того момента, когда, по рассказу Бразуля, она узнала, что следователь допрашивал Малицкую. Очевидно, этот рассказ, что следователь стал смотреть зверем, появился после показания Малицкой. Тогда вся эта поездка в Харьков, все ее поведение, все ее рассказы, ее оговоры других лиц… привели меня к… убеждению… что Чеберяк не свидетельница, а лицо, прикосновенное к убийству в той или иной форме. <…>
П р е д с. А скажите, когда вы говорили с Чеберяковой, не предлагали вы ей взять это преступление лично на себя за 40 000 руб.?
С в и д. Я думаю, что это мог бы сделать только умалишенный.
Ш м а к о в. Я спрашиваю, да или нет?
С в и д. Я этим самым и ответил, что нет. Ведь меня пока освидетельствованию о состоянии моих умственных способностей не подвергали.
Ш м а к о в. А 40 000 руб. вы ей не предлагали?
С в и д. Я уже докладывал суду, что о деньгах вообще не было речи. [Oтчет 1: 521–523, 528–529]
Документ 50. Николай Красовский свидетельствует в пользу Бейлиса
С в и д. Я считал это удаление со службы для себя незаслуженным, тем более что я имел служебные заслуги…
П р е д с. Так что вы полагали, что вас уволили незаслуженно?
С в и д. Да, незаслуженно. Когда я явился в Киев, я считал, что пострадал именно за дело Ющинского, и задался целью реабилитироваться и это дело довести до конца. <…> Тогда уже Чеберякову я не упускал из виду…Было установлено, что Женя Чеберяк, Андрюша Ющинский и какой-то третий мальчик отправились играть на Загоровщину, так называлось то место, где находится пещера. И здесь они, Женя Чеберяк и Андрюша, достали себе прутики, причем у Андрюши оказался более удачный прут, более длинный, более гибкий, а у Жени Чеберяк прут был гораздо хуже его. И вот Женя начал требовать, чтобы Андрюша отдал ему этот прутик. Андрюша не соглашался. Тогда у них произошла ссора из-за этого, Женя заявил Андрюше: «Если ты не отдашь мне прутик, так я твоей тетке расскажу, что ты в класс не пошел, а пришел сюда и гуляешь». А Андрюша ответил: «А если ты расскажешь, то я напишу в сыскное отделение бумагу, что у твоей мамы скрываются постоянно воры и приносят туда краденые вещи». После этого они расстались, и Женя пошел сейчас же и доложил об этом матери. <…>
Я хотел узнать, какие лица посещали ее. Для того, чтобы выяснить детально это обстоятельство, мне нужно было войти с этими лицами в сношение, близко познакомиться с теми, кто осведомлен об условиях быта Чеберяковой. С такими лицами мне представился случай познакомиться в лице сестер Дьяконовых. Дьяконовы постоянно посещали Чеберякову, и вся эта воровская шайка перебывала у Чеберяковой в присутствии Дьяконовых. Дьяконовы были приняты Чеберяковой и считались ее добрыми знакомыми. <…>
14-го числа Чеберякова опять явилась к Дьяконовым…Они отправились спать и улеглись в одной кровати, на кровати мужа Чеберяковой. Дьяконова говорит, что она совсем не раздевалась, а только сняла ботинки и в верхнем платье легла спать. Она очень долго не спала. Когда она входила в комнату, то увидела, что в углу стоит какой-то тюк. Она обратила на него внимание и спросила Чеберяк, что это такое. Она говорит, это краденые вещи, одежда. Потом, когда Дьяконова легла и протянула ноги сквозь решетку кровати, то она прикоснулась к этому тюку и говорит, что почувствовала, что это что-то плотное, никак не одежда. Это было 14-го числа вечером…