Кровавый песок

— Ну, примерно так, — смутившись, пробормотал Денис. — Он вдруг почувствовал, что произнесенные вслух его версии глупеют просто на глазах.

— Все это фигня, Дэн. Мне Левин все популярно объяснил. В Коваленко никто не стрелял. Он на хрен никому не нужен, старый пердун. И болтун. Он к криминалу имеет меньше отношения, чем ты или я.

— Ничего не понимаю, — признался Денис.

Щербак увлек его в бар. Взял себе пятьдесят грамм «белого аиста». Денис пить не стал.

— Все очень просто. Если ты губернатор и хочешь привлечь общественное внимание, очень даже легко можно подвергнуться обстрелу в машине. Делается это так. Автомобиль «Волга» действительно обстреливается где-нибудь за городом, затем в пулевые отверстия крепятся кусочки взрывчатки. Все покрывается краской, изнутри — минидетонаторы. Когда псевдокиллеры лупят по «Волге» холостыми, нажимается кнопка, и Коваленко оказывается в решете. Очень эффектно.

Денис сник. Он прекрасно знал этот метод. И только спросил:

— Но это точно, что Коваленко этим воспользовался?

— Точнее не бывает. Левин возил с собой собственного эксперта. И он эту аферу по полочкам разложил. Так что Левин губернатора живо к стенке припер. Единственно, он просил нас пообещать, чтобы никаких интервью в прессе, и вообще ближайшую неделю — молчок.

— Так это он для выборов, Коваленко-то, — протянул Денис. — Плохо мое дело. Пломбой тут и не пахнет. Н-да… И знаешь, что я только что понял, Николай? Нет такого человека — Пломбы! Больше ведь никого не осталось. Не Аникушин же в самом деле. А Пломба — это миф. Это сказки для плохих сыщиков вроде меня. Бермудский треугольник. Летучий голландец. Чтобы можно было списывать собственные промахи и неудачи. И богатых вдовушек обирать.

— Ну, ты не очень-то рефлексируй, — успокоил Щербак. — Я тоже себя чувствую полным идиотом. Может, выпьешь, все-таки? Кстати, — тут Коля помялся. — Насчет богатых вдовушек. Звонил Юрец Гордеев, страшно перепуганный. Сказал, что Меньшова передала, если через день мужа не найдем, хоть живого, хоть какого — нам хана.

— Что это значит — хана? — удивился Денис. — Что она имеет в виду?

— Юрец объяснил так, что мол, бабки она у нас тогда обратно заберет. Совсем озверела баба. Дэн, может, попробуем не отдать, а?

— Что вы городите?! — окончательно возмутился Денис. — Что ты, что Гордеев?!

Бандерас

Как же ненавистна была Вениамину эта пижама! Грязно-желтая, вылинявшая, мятая, пропахшая потом и лекарствами. Окружающие психи и то так не доставали как пижама. Даже в СИЗО он щеголял в адидасовском спортивном костюме и каждый день менял футболки.

Зачем его вообще сюда засунули? Под невменяемого он не косил, значит, можно было наверняка ограничиться стандартными психо-тестами прямо в тюрьме. Нет же, посадили к шизикам. И главное, адвокат был вроде как бы даже доволен.

А больничка, однако, мало напоминала пансион на Лазурном берегу. Палаты одинаковые до безобразия, отличающиеся друг от друга разве что степенью обшарпанности. Кровати с продавленными скрипучими сетками, вонючие сплющенные матрасы, нары в СИЗО были намного удобнее. Да еще на ночь всем без исключения надевали смирительные рубашки, а большинству для верности вкатывали по шприцу какой-нибудь особо успокаивающей дряни.

Впервые в жизни Вениамин страдал от бессонницы. Соседи спали, вздрагивая, постанывая, бормоча и вскрикивая что-то нечленораздельное. Но в редкие минуты тишины становилось еще муторней. Он тоже ворочался, пытаясь поудобнее устроится, но это было совершенно невозможно.

Двадцатипятилетний Колян на соседней койке взвизгнул: «Мамочка!» и завозился, скрипя зубами. Выглядел он в свои двадцать пять на все сорок пять — совершенно седой, изможденный, с ввалившимися глазами и трясущимися руками. Перед медперсоналом Колян неизменно опускал взгляд и щерился улыбкой идиота, а за их спинами в бессильной злобе, брызгал слюной и нашептывал не менее идиотские, чем улыбка, и явно невыполнимые угрозы в адрес всех поголовно: медсестер, санитаров, врачей, следователей и неизменно «черножопых», стараниями которых он, по его мнению, сюда угодил. Дело в том, что Колян в пьяной драке на какой-то вечеринке зарезал молодого чеченца, который якобы клеился к его девушке. Убийство было не умышленное, даже вполне можно было бы ограничиться обвинении в превышении необходимой обороны, только убитый оказался единственным сыном какого-то большого кавказского авторитета, а Коляна вот засунули в психушку. Папаша-авторитет придумал ему наказание почище колонии или мгновенной смерти. Судя по виду Коляна, кара была достаточно эффективной.

— Никто из нас не выйдет отсюда живым, — объяснял Колян шепотом за обедом, жадно поглощая похлебку, от одного вида которой Вениамина откровенно поташнивало. — Из судебки две дороги: или в морг или в стационар для буйных, а потом в морг. Меня за месяц в доходягу превратили, а я здоровый был как бык, еще месяц и коньки отброшу.