Кровавый рассвет (=Ветер, несущий стрелы)

  Моррест говорил смущенно, не зная, что еще сказать. Эвинна иногда его упрекала, но еще никогда - так несправедливо!

  - И ты с радостью это сделал. Оставил меня одну... - грубо сказала она. - Ты хоть знаешь, как алки трупы чуть донага обирали?!

  - Я...

  - Ты же не воин, Моррест. Ты ведь летописец, так? - сказала она с ей самой непонятной злостью. - А чей летописец, чей ты хлеб ел? Амори! Ну и катись к нему. Чего ты здесь-то делаешь? - помолчала и добавила: - Ты чужой здесь, Моррест. Мы все - сколенцы, Сколен - наш дом. Не твой. Вот ты и носишься с этими огненными трубками, в землю зарываешься, вместо того, чтобы вынести меч и честно схватиться с врагом! И как я раньше не поняла...

  Слово за словом - как цепная реакция. Ясно, как день, Моррест осознал: нервы у всех на взводе, долгая безнадежная осада довела всех до белого каления. Если пустую перебранку не прервать, оба потом пожалеют - но, возможно, уже наговорят друг другу непрощаемого.

  - Эвинна, не надо! - воскликнул Моррест. В душе бушевали злость и обида. - Никто не виноват в том, что патроны кончаются, а мы не можем их делать. У Амори есть мастер, способный изготовить и винтовки, и пушки, и патроны. Я такого нашел, но он сбежал. Здесь таких нет, я выяснял.

  Эвинна его уже не слушала:

  - Если город падет, они всех вырежут, как ты не понимаешь?! - Сказала Эвинна, и - впервые после побега из плена - злые слезы отчаяния покатились по лицу. - Не о мастере надо думать - его пушки уже стреляют. А об Амори. Пока он жив, в Сколене будет литься кровь.

  - Хочешь, я убью его? - выпалил Моррест.

  - Да! - ответила, будто ударила мечом, Эвинна. - Если ты убьешь Амори - я пойму, что хоть один верный человек рядом есть. А пока он жив - ты мне чужой. И если ты пристанешь ко мне, пока Амори жив - Справедливым Стиглоном и матерью моей клянусь, что угощу мечом! Иди отсюда!

  Моррест вышел. Лицо пылало, как от пощечины, в голове все путалось. Впервые с тех пор, как они встретились, он не понимал, что с ней происходит. Будто что-то надломилось в этой гордой и умной девушке. Он чувствовал это что-то, но осознать, а тем более, изменить не мог. Бесполезно что-то доказывать человеку, который видит крушение своих надежд.

  Может быть, эта злость исчезнет, если убить Амори? Эвинна во многом права: без короля и Кард, и Эльфер и те, кто возглавят алкское войско, перестанут быть союзниками. Можно будет прорваться, снова поднять Верхний Сколен - и уже не повторять ошибки с прогнившей, похожей на разложившийся труп Империей.

   Но как это сделать? Его день и ночь охраняют лучшие рыцари, да и любой алкский воин бросится на защиту короля. Подобраться к нему незаметно не получится. Но это если пытаться проникнуть тайком. Аесли изобразить раскаявшегося грешника, желающего вымолить прощение и встать на сторону сильного? Да еще предложить что-нибудь, например, выдать Эвинну? Амори поверит, потому что многие из сколенских государственных мужей избрали этот путь. Но у Амори все равно рядом будут телохранители... А если попросить короля поговорить с глазу на глаз, сказав, что иначе не доверит тайну? И когда рядом никого не будет... Сделать бомбу из глиняного горшочка, пороха и картечин от пушечного снаряда, и в подходящий момент, запалив фитиль от факела, кинуть в Амори. Может получиться.

  Винтовку на плечо, штык на пояс, последний подсумок с патронами - на пузо. Сдаваться - так с оружием, иначе не поверят. Под рубаху - набитый порохом из пушечных выстрелов глиняный кувшинчик с мелкой галькой и порохом. Осколков должно получиться немало, главное, вовремя броситься наземь, хорошо бы в какую-нибудь яму. Остальные, вот сто пудов, не сообразят: бомбистов-народников тут не было, да и гранат неведомый металлург не делает. Осколки посекут Амори и его телохранителей, а кто уцелеет, ненадолго впадут в ступор. Если очень повезет, можно даже уйти живым.

  Улицы спящего города покрыты упавшими стрелами, воронками от ядер и разрывных снарядов и - лежащими людьми. Иные падали, сраженные меткими стрелами и пулями, кого-то рвала на куски картечь, кто-то обгорал от "зажигалок" и становился жуткими, воняющими горелым мясом окороками. Но большинство обессилело от голода и жажды. Пересохшие, потрескавшиеся, сочащиеся кровью губы, невидящие глаза... Люди, привыкшие брать воду из Эмбры, не строили в городе колодцев, и когда алки отвели воду...

  А еще в городе бушевали пожары. Зажигательные снаряды и просто раскаленные докрасна ядра сыпались на Тольфар дождем, и там, где они падали, вспыхивали новые очаги пожаров. Выгорали срубы, саманные дома спекались в камень. Тушить пожары теперь было нечем, воды едва хватало на питье. Тем более нечем было подавить пушки и требюше, что сравнивают город с землей.

  Ворота открыли молча: его здесь уже знали. Видимо, думали, что Эвинна послала доверенного командира с особым поручением. Конечно, можно было бы не любимого посылать, но война не спрашивает. Может, нужен именно Моррест. "Вы правы, война не спрашивает, - подумал Моррест. - Она лишь убивает. Дружбу, любовь, честь - все-все..."