Кровавый скипетр

– Вот, предоставляю вам договор лета 1509. «А дань благовернаго господаря, царя русского, и старые залоги – и то честному бискупу Юрьевскому давать по старине, по крестному целованью»…

Висковатый передал бумагу в руки Гротхузену, и тот, держа ее в дрожащих руках, пристально вглядывался в каждую строчку. Другие послы, подавшись к нему, так же внимательно изучали бумагу. Бокгорст нервно стряхнул с лысой макушки крупные капли пота. Висковатый, сохраняя невозмутимость, продолжал:

– Можно ли желать лучшего свидетельства, чем договор, на котором дерптцы целовали крест и в котором упомянута дань? И ежели чего-либо не хотят, то этот предмет не упоминают в договоре и не подтверждают клятвой…

Гротхузен с раздражением вернул бумагу и сказал, сцепив пальцы рук перед лицом:

– Видим мы то же, что и вы. Но дань, что упоминается в прежних договорах, является вроде почестью вашему государю. Но не является обязанностью ему что-либо платить. Эта «почесть» равносильна тому, как когда какой-либо князь или государь носит титул по имени одного места страны для почести и не имеет от этого титула ничего, кроме нее.

Висковатый был готов к такому выпаду и поспешил ответить, сохраняя невозмутимость:

– Признаю, что дань в прошлом действительно в течение двухсот десяти лет не платилась, но с 1474 лета вновь стала включаться в договоры, и ливонцы обещали, поклялись и целовали крест в том, что будут ее платить ежегодно, однако не платили; дань специально упоминалась и в недавно заключенном договоре, и государь сам ее хотел собрать, но ему тогда помешала борьба с его врагами в Казани. Царь надеялся, что послы на этот раз привезут ему дань!

– Ныне правящий дерптский епископ и предки наши, которые заключали много раз мирные соглашения, понимали дань не иначе, как что она должна по старине со стороны дерптцев включаться в договор, но не должна подразумевать какой-либо конкретной обязанности, – парировал коварный Гротхузен. Его холодные ярко-голубые глаза, так выделяющиеся на худом, скуластом лице, впились в дородного Висковатого, – помимо прочего мы не увидели никаких подтверждений того, что когда-либо дань уплачивалась.

Адашев усмехнулся – он оценил хитрый ход старого переговорщика. Никаких доказательств законности требований Москвы! Висковатый молча продолжал копаться в бумагах, затем подозвал дьяка, что-то сказал ему на ухо, и вскоре ему принесли еще одну стопку документов.

– В лето 1474 в январе Иоганн *** и ратман Иоганн Бибер произвели уплату дани с Дерптской области за восемь прошедших лет, – зачитал Висковатый. – Это и есть доказательство того, что это не простая почесть, а действительная выплата.

Во время того, как он читал, послы уже начали перешептываться меж собой, и Бокгорст сказал, разведя руками:

– Однако мы не увидели обозначений размера дани, которую должна платить Дерптская область.

– Это означает, что нам неведомо, из чего состояла эта дань, – добавил Врангель. Но Висковатый, будучи готовым и к этому выпаду, предъявил бумагу одного из предыдущих договоров:

– С древних времен пошлины было восемь алтын, значится, двадцать четыре деньги, лифляндской монетой три марки без четырех шиллингов с каждого человека Дерптской державы. Хотя дед и отец нашего государя некоторое время не требовали причитающейся им дани, однако они эту дань не подарили ливонцам.

Было понятно, что Висковатый говорит о предыдущих неуплатах. Теперь послам нечего было ответить. И начались унизительные просьбы о продлении перемирия без уплаты дани. Адашев глядел на них с презрением. Пустые, затянувшиеся переговоры вывели из себя и невозмутимого Висковатого. Он опустил свою большую голову, словно бык перед нападением, и проговорил:

– Если вы не примите поставленные условия, то царь сам придет к вам за данью.

Поставленные в затруднительное положение послы, неподготовленные к такому формату переговоров, затаив дыхание и переглянувшись, словно перед прыжком в пропасть, согласились с требованиями, назначив первую выплату долга на 1557 год, так как его общая сумма была очень велика.

Помимо прочего ливонскими представителями подтверждалось право свободной торговли русских купцов через Ливонию, а также беспрепятственный проезд иностранцев через их порты в Россию. Был решен вопрос и о православных церквях – они становились неприкосновенными. И, наконец, ливонские власти не должны были вступать в соглашение с Польшей и Литвой. Согласившись со всеми условиями для продолжения мира, разбитые послы вернулись домой…

* * *

Поглощенный бесконечными делами и властью, Алексей Адашев в последние годы почти не бывал дома. С государем уже общался, будто на равных, по городу передвигался с надменно поднятой головой, был грозен и беспощаден к недругам – тем, кто слабее него. Сам волен был назначать людей на службу, и от этого чувствовал себя еще более могущественным и знал, что Захарьины не рискнут перейти ему дорогу. Пусть глядят недовольно из-за углов, пусть косится со злобой на него царица – плевать! На большее они не способны.