Кровавый скипетр

Над водами Белого моря висел густой туман. Сильвестр, укутавшись в шерстяной армяк, стоял на берегу, о который тихо и равномерно плескались волны, смотрел, как два стрельца, сопровождавшие его в указанное место заключения, отвязывают лодку. Он продрог, казалось, до самых костей. Неимоверная слабость была во всем теле.

– Полезай! – скомандовал один стрелец, когда все было готово, и помог старцу залезть в лодку. Лодка доставила до небольшого парусного струга, пришвартованного на глубоководье. Стрельцы ни на шаг не отступали от старца. С шелестом развернулся парус, судно тронулось. Берег скрылся в тумане, и, казалось, весь мир вокруг исчез.

Но вот из тумана, как по волшебству, появился трехглавый собор Соловецкого монастыря, слепо возвышающийся в белой пелене, словно тень. Сильвестр глядел на то, как собор, стоявший на холме острова, все рос и рос, будто безмолвно приветствуя своих гостей, а вернее, самого главного гостя – того, кому суждено будет окончить здесь свою жизнь.

Со струга вновь пересели в лодку. Весла мягко рассекали воду. Один стрелец греб, шумно сопя, другой сидел за спиной Сильвестра, уложив на колени пищаль. На мелководье один стрелец спрыгнул в воду и потянул лодку к берегу. С гулким и громким скрежетом она причалила, и Сильвестр, кряхтя, тяжело выбрался из лодки. Пронизывающий ветер ударил в грудь, и старец разразился мокротным кашлем. Было промозгло и сыро.

– Поди, кликни там кого-нить, – сказал один стрелец другому, нахлобучив на лоб шапку. Вскоре уже пожилой инок с приветливой улыбкой встретил гостей:

– Игумен велел проводить в трапезную и накормить вас. Пойдем, провожу…

– А где же сам настоятель Филипп? – хрипло попросил Сильвестр и, снова разразившись кашлем, теплее закутался в армяк.

– Игумен на строительстве, – любезно отвечал инок. – Собор новый строим по государеву приказу… Не собор – настоящая крепость! Стены чуть скошены под углом – то, чтобы ядра отскакивали…

– Его что, в осаду брать будут? – с усмешкой спросил один стрелец.

– На все воля Божья, – отозвался инок…

Игумен сам пришел в келью к Сильвестру, и они вмиг узнали друг друга. Они виделись однажды, но даже столь короткое знакомство сделало их друзьями – Филипп в 1551 году, как игумен Соловецкого монастыря, присутствовал на Стоглавом соборе. «Рано же ты постарел», – подумалось старцу, когда увидел он худое, смиренное лицо настоятеля, загорелое, уже иссеченное ранними морщинами; борода, почти вся седая, стала длиннее. Филипп же не ведал, кого именно везут к нему и, узнав царского советника, остолбенел. Старец, заметив смятение в лице игумена, усмехнулся краем губ:

– Не ждал меня…

– Скорее, не тебя ожидал увидеть, – ответил Филипп и оглядел стол, на котором Сильвестр уже разложил какие-то свитки и изучал их, близоруко поднося бумаги к глазам.

– Задумал я написать житие святой Ольги, – пояснил Сильвестр, – поистине ведь была великой владычицей… Поистине была великой святой. Не менее великой, кстати, чем ее внук Владимир Креститель…

Филипп, слушая это, садился за стол и, не задавая лишних вопросов, все пытался разгадать, какая великая перемена случилась, что государь отправил верного советника своего в дальний монастырь?

– Инок говорил, строишь что-то с братией…

– Собор новый строим, – отвечал Филипп, – на деньги государя…

– Государя, – хрипло повторил Сильвестр, – уже прослышан о тебе государь, сам знаешь – вклады какие тебе дает! Макарий чтит тебя за преданность своему делу. Я слышал, дано тебе право торговать солью беспошлинно! Это дорогого стоит…

– Развиваю врученное мне хозяйство. Сейчас мельницы ставить будем на каналах, коих сами прорыли. Скоро железоделательный завод поставим… Много дел!

– Много. А только в Москву на заклание пойдешь, – пронзительно взглянув на Филиппа, сказал Сильвестр, – вот путь твой…

Лишь на секунду глаза Филиппа показали ужас, но он сумел взять себя в руки и кротко ответил:

– На все воля Божья…

Невольно вспомнился тот далекий день, когда Филипп, будучи еще боярским сыном Федором Колычевым, покинул Москву, после того как семья его участвовала в восстании против Елены Глинской. Одевшись в простую одежду, шел, не оглядываясь. Чтобы не умереть с голода, работал пастухом у зажиточного крестьянина, лишь затем судьба забросила его к Белому морю, в Соловецкий монастырь, где вскоре он принял постриг. Но в мыслях, которым не было места в иноческой жизни, все равно был родной терем, мама, родные. Да и теперь уж в живых почти никого не осталось. Где-то глубоко в душе он корил себя за то, что так и не попрощался ни с кем, не заглянул в глаза матери, не обнял ее.

– Ну, Филипп, пора, – выдохнул вдруг Сильвестр. Игумен даже встрепенулся, глубоко погруженный в свои мысли, и вдруг вспомнил – да, верно, пора. Хотел было позвать братию, но старик остановил его:

– Не нужно никого. Сам постриги меня. Без лишних глаз.

Филипп смиренно исполнил просьбу Сильвестра. Возвышаясь над маленьким стариком, стоявшим на коленях, игумен прочитал молитвы, затем остриг его и закончил постриг фразой: