Кровавый снег декабря

— Да какая же красота, батюшка, — неожиданно сказал один из купцов, первый бургомистр городского магистрата. — От «красоты» этой одни убытки! Я ведь раньше в Питер зерно поставлял. А сейчас...

— А что, не нужно Питеру зерно? — удивился Николай.

— Ещё как нужно! И зерно нужно, и мясо, и молоко. Только вот власти платить за это не хотят! Дают вместо денег ассигнаты. У меня энтих ассигнатов уже цельный сундук скопился. А куды я их девать буду? Зерно-то за бумажки теперь никто не продаёт. В Рыбной слободе, Рыбинске нынешнем, был, так меня на смех подняли. Говорят, серебром плати или теми деньгами, что в Москве печатают. Где же серебро-то добыть или «московские» деньги? А прапорщик Рогозин говорит: не будете хлеб за бумажки отдавать, дак сюда войска придут, на постой встанут и всё подчистую заберут. Я уже весь прошлогодний запас задарма отдал. А на что я буду нонеча зерно покупать?

— И с барками да с железом так же, — встрял и второй бородач. — У меня торговля «тихвинками» да «унжанками» от Сяси нашей и до Волги. Барки тоже денег стоят. А в Питер, по Тихвинке да Маринке, теперь никто ни зерно, ни мясо везти не хочет. Лодки только солдаты и берут, да и то за бумажки. Был недавно в селе Борисоглебском, в Череповецком уезде. Тамошние мастера мне как свойственнику маленькие барки по дешёвке уступали. Дак там тоже: давай, говорят, серебром, а не то — никаких тебе лодок...

— В Борисоглебском был? — заинтересовался штабс-капитан, услышав о родине. — И как там? Как помещик тамошний?

— Да я ить и был-то там дня два всего, — пожал плечами купец. — Про помещика ничего не знаю. Вроде бы, половина села теперь у другого хозяина, никак Щербатова. Вроде бы, живёт с семьёй, всё по-прежнему. Никто не помер. А Вы что, Ваше Благородие, бывали там?

— Да я родом оттуда. А вторая половина Борисоглебского, она как раз наша. В Панфилке у меня маменька осталась.

— Так вы, господин штабс-капитан, сыночек Аглаи Ивановны? — расплылся бородач в улыбке. — Знаком-с, знаком-с. У ейного управляющего, свояка моего, я ведь и останавливаюсь. Он мне и говорил, что у барыни, мол, сын офицер-«кавказец» и кавалер, в крепости сейчас сидит как государственный преступник! А барыня-то всё убивается!

— Вот, как видите, уже не сижу, — глухо сказал штабс-капитан, помрачнев. Ещё бы! Скажут же такое — «государственный преступник!»

Взгляды присутствующих стали сочувственно-подозрительными. Ишь ты — в крепости сидел! У нас ведь как говорят: «Сам ли украл, у него ли украли? В общем, замешан».

— А знаете, господа, что, с точки зрения новых властей, мы все — государственные преступники? — хохотнул капитан-исправник. — И в формулярах будет запись: «Находился под арестом!» А уж под каким там — домашним или нет — никто разбираться не будет!

— Ладно, господа, это лирика, — построжел штабс-капитан. — Реальное положение дел гораздо хуже. Как я полагаю, мятежные солдаты задержаны далеко не все. Кое-кто успел скрыться...

— Да не кое-кто, а человек под пятьдесят сбежало, — подметил поручик Наволокин. — Никто ведь мятежников не искал, не арестовывал. А среди них были не только пришлые, но и свои.

— И такие были? — удивился штабс-капитан, а потом подумал: «А чего тут удивительного-то? На площади Сенатской стояли не только военные, но и гражданские». — Считайте, штабс-капитан, вся молодёжь канцелярская, — загрустил городничий. — Да ещё и молодые депутаты от дворянства. Человек пятнадцать изменщиков наберётся... Это не считая тех, кто уже в Питере. Они ведь, паразиты, и приходили нас арестовывать! Якобинцы, туды их...

— Тем паче, — продолжил свои рассуждения Клеопин. — Стало быть, дня через два они будут в Питере с докладом. И в лучшем случае через неделю здесь будут войска.

— Можно бы опять в монастырь, — без особого энтузиазма высказался Наволокин. — Припасов побольше заготовить, да в осаду сесть. Стены высокие, отсидимся. Только вот скучно будет. Мы, пока сидели, чуть с тоски не умерли.

— Думаю, что скучать не дадут, — улыбнулся капитан-исправник. — Подтащат сюда пару пушечек да как по воротам вмажут!.. Помнится, в одна тыща осьмсот тринадцатом году, когда мы в Саксонии были, барон тамошний на постой нас пускать не хотел. Ну, выкатили пушку на прямую наводку да по воротам и вдарили. Не токмо ворота, а вся стена — вдребезги...

— Да тут и артиллерии не понадобится. Откровенно говоря, стены можно и без пушек одолеть, — вспомнил свои «кавказские» приключения Клеопин. — У нас просто не хватит людей, чтобы защитить весь периметр. Посему как командир отряда считаю необходимым пополнить боеприпасы, амуницию и отойти туда, где будет возможность сражаться.

— А может, — неожиданно заробел городничий, — следует послать письмо Его Императорскому Высочеству? Пусть он подмогу пришлёт...

Капитан-исправник высказал то, что давно уже вертелось на языке самого Николая:

— Подмогу-то он, может, и пришлёт. Только когда? К тому времени нас тут не под домашний арест... в каземат посадят.

— Если только к стене не поставят, — мрачно дополнил Сумароков. — Как ставят, я в Питере насмотрелся...