Кровавый снег декабря

Место пленения гонца стало стихийным привалом. Но уже через час команда пошла дальше, на Тихвин! А соображения стратегов, что атаковать нужно превосходящими силами, ни командира, ни его бойцов особо не волновали. И надо ли говорить, что теперь у штабс-капитана появилась верховая лошадь? Кстати пришёлся и пистолет. Соответственно, по законам войны, сапоги, мундир и шинель военнопленного обрели новых хозяев. Грустный гонец, которому сердобольные солдаты оставили не только нижнее бельё, но и поделились старым тряпьём, поматерился, поскулил, а потом заковылял следом...

Когда впереди обозначились контуры домов, Клеопин подозвал к себе фельдфебеля: Максим Александрович, — обратился он к старому солдату. — Доставай батальонное знамя!

Древко соорудили из самой прямой берёзки, что подвернулась под руку. Поставив впереди наименее оборванных, «войско» тронулось в путь, как и положено по Уставу: «С разворачиванием знамён при прохождении населённых пунктов и соответствующей полковой песней». Чтобы не пугать «преображенцев» раньше времени, затянули «Соловья-пташечку».

При въезде в город, около покосившейся чёрно-жёлтой будки и шлагбаума, стояли два градских обывателя, напялившие поверх армяков солдатские пантальеры с тесаками. Ружей при них вообще не было.

— Открывай, мать вашу так! — грозно рявкнул Клеопин, не соизволив даже остановить коня.

Один из «милиционеров» вякнул было: «Кто такие?», но второй сразу же ринулся тянуть верёвку, поднимая вверх видавшую виды жердь.

— Молодцы, служилые! — похвалил «дозорных» штабс-капитан.

Загордившиеся обыватели попытались даже отдать офицеру честь, старательно прикладывая к парадным картузам не два пальца, как положено, а всю ладонь.

Двигаясь по главной улице, Клеопин приостановил коня и заехал во фланг отряда, пропуская подчинённых вперёд.

— Братцы, а в городе-то кто-нибудь бывал? Монастырь-то где? — негромко спросил он народ.

— А пойдёмте, Ваше благородие, всё прямо да прямо. Авось да выйдем! — бодро отозвался кто-то из служивых.

«Авось» не подвело. Минут через пятнадцать показалась звонница. Три колонны нещадно поднимали пыль прохудившимися сапогами. Странно, но на улице не было ни души. Как помнилось Клеопину из его прежних маршей, вход войск был одним из любимых развлечений горожан. И бесплатно, и есть на что поглазеть!

— Может, попрятались с перепугу? — предположил замыкающий Сумароков, который имел право обращаться к командиру без разрешения.

— Возможно, — согласился Николай, выезжая вперёд и останавливая отряд в десяти саженях от надвратной церкви.

Около ворот уныло переминался с ноги на ногу часовой.

— Здорово, братец! — весело крикнул Клеопин с седла. — Вызывай караульного начальника, пусть передаст прапорщику Рогозину: «Подмога, мол, из Питера пришла!»

— Подмога! — радостно завопил часовой. — Сейчас, Ваше благородие, мигом господина прапорщика кликну!

С этими словами часовой оставил ружьё у стены и скрылся внутри.

«Ну ёлки же в пень! — с немалой досадой подумал Клеопин. — Да что ж такое творится-то! Пороть!»

Часовой, вместо того чтобы свистком подозвать разводящего или начальника караула, бросает пост и ружьё! Такое и в страшном сне не приснится! Впрочем, для отряда это было на руку! Спешившийся штабс-капитан оставил в воротах двух солдат и прошёл внутрь монастыря, раздавая команды воинам. Он хоть и не знал планировки, но предполагал, где могут находиться и противник, и пленные. Ну уж точно не в храмах! Да и монашеские келии будут тесноваты для постоя. Стало быть, это может быть либо гостиница, либо трапезная.

Точно — у одного из зданий по внешнему виду самого старого что рядом со звонницей, толпилось с десяток солдат в форме Преображенского полка — тёмно-зелёные мундиры с красной отделкой и золотым шитьём на воротниках и обшлагах! Как-никак первый гвардейский полк России! Рядом с солдатами стоял совсем молодой офицер. Надо полагать — тот самый прапорщик Рогозин. Не мудрствуя лукаво, штабс-капитан Клеопин подвёл свой отряд ближе и скомандовал:

— Взвод, цель-с! Господин прапорщик, вы арестованы как мятежник! Прошу вас сдать шпагу и пистолет!

Офицерик заколебался. Но его солдаты, ошарашенные внезапным появлением врага да ещё и ненавистных им сапёров, даже не подумали сопротивляться.

— Прапорщик, — чуть строже сказал штабс-капитан. — Скомандуйте Вашим людям, чтобы сложили оружие. Я не хочу излишнего кровопролития, тем более в святой обители!

Заслышав слова «святая обитель», «преображенцы», не дожидаясь команды, стали складывать ружья и снимать пантальеры с тесаками. Рогозин, помедлив с минуту, вытащил из ножен шпагу. Но вместо того чтобы сдать её, протянув эфесом вперёд, ухватился за рукоятку и отпрыгнул в сторону.

— Не стрелять! — остановил Клеопин возможный залп. — Сам возьму!

Не обнажая тесака (офицерской-то шпагой он так и не обзавёлся!), штабс-капитан поднял одно из ружей с примкнутым штыком и подошёл к прапорщику.