— У меня когда-то была дочка,— ответила Серизе так тихо, что ее голос едва можно было расслышать сквозь воркование голубей, рывшихся в мусоре рядом с домом.— Ей сейчас было бы примерно столько лет, сколько тебе.
— А что с ней случилось?
— Она была еще совсем малышкой, когда однажды зимой подхватила лихорадку. Я не могла позволить себе купить лекарства и разбила окно аптеки, чтобы украсть для нее что-нибудь. Меня схватили жандармы и утащили в Бастилию. Она умерла до того, как меня выпустили.
— Мне очень жаль...— Изабо прикусила губу.
Серизе кивнула, коснулась крошечной стеклянной серьги-капельки, которую никогда не снимала, и сказала:
— Вот потому я и ношу это.
— Это стекло из Бастилии, да?
В те дни стало модным носить кольца и прочие украшения, изготовленные из камней и стекол Бастилии, чтобы они постоянно напоминали о штурме тюрьмы четыре года назад.
Серизе яростно кивнула.
— Да. Я никогда в жизни не была такой счастливой, как в тот день, когда мы разнесли к чертям ту тюрьму! — Она судорожно сглотнула, встряхнула головой.— Ладно, хватит об этом. Нет смысла жить прошлым.— Серизе посмотрела на солнцe и прищурилась. — Тебе лучше поспешить, если хочешь добраться до площади вовремя.
Изабо снова полезла на крышу, потом обернулась, посмотрела вниз, на проститутку, и спросила, стараясь говорить как можно беспечнее:
— А чего бы тебе хотелось сегодня?
— Ленту для корсета,— улыбнулась Серизе.
Это уже стало у них чем-то вроде игры — проверить, какую странную безделушку сможет найти для нее Изабо, после того как закончит обрабатывать толпу в поисках серьезной добычи.
Изабо поспешила к площади, перебираясь с крыши на крышу, двигаясь на шум очередного политического сборища. Как ей и говорили, площадь была битком набита народом. Сюда собрались дети, собаки и продавцы сыра, надеявшиеся на хорошую торговлю. Дождь дочиста отмыл все улицы и мостовые, ветер унес вонь множества немытых тел и мусора, сваленного в переулках. На возвышении в центре площади стоял мужчина в длинных брюках, какие предпочитали революционеры, заменившие ими аристократические бриджи до колен. Такие штаны назывались санкюлотами, их носили ярые республиканцы. На шляпе мужчины была приколота трехцветная кокарда, точно такая же, как у Изабо. Почти все в Париже носили их, даже если и оставались тайными роялистами. Каждому хотелось избежать нежелательного внимания. Это было единственным способом пережить мятеж, не столкнуться с Национальной гвардией, жандармами и революционерами.
Мужчина страстно рассуждал о равенстве и свободе, о бесплатном государственном образовании для всех детей, но Изабо не особо прислушивалась к его словам. Она была здесь не для того, чтобы участвовать в митинге или как-то выразить свое несогласие с тем, о чем тут говорилось. Она пришла сюда с одной-единственной целью: собрать побольше монет, которые можно вытащить из карманов рассеянных революционеров. У нее был маленький тайник под крышей лавки, торговавшей лентами. В эти дни туда редко заглядывали покупатели. Вскоре, если лето будет к ней благосклонно, у нее наберется достаточно денег для того, чтобы купить билет на корабль и отправиться в Англию. Если она уедет до наступления зимы, то сможет пешком, вдоль берега, дойти до Лондона и отыскать дом дяди. Изабо уже пыталась убедить Серизе отправиться вместе с ней, но проститутка наотрез отказалась покидать Францию и только плевалась при упоминании Англии.
Изабо воспользовалась своей выгодной позицией и сверху внимательно изучила толпу, отмечая, где люди столпились плотнее, а где их было меньше. Она вычислила наилучшую точку для начала действий, спрыгнула в переулок, напугала какую-то кошку и едва не угодила в лужу непонятной жидкости. Девушка ленивым шагом направилась к центральной части площади, делая вид, что изо всех сил прислушивается к речи оратора. Ей сунули листовку.
Изабо позволила кому-то толкнуть себя, наступила на чью-то ногу и рассыпалась в извинениях. Мужчина отпихнул ее и поспешно проверил свои карманы. Они оказались в полном порядке, и он гут же забыл об инциденте. А вот человек, стоявший с ним рядом, не подумал о проверке, и Изабо, скрыв улыбку, спрятала серебряную монету, которую стащила у него. Она долго этому училась, вешала пальто на каминную трубу и целыми днями практиковалась, пока не стала выуживать что угодно из собственных карманов, даже не потревожив при этом голубей, гнездившихся чуть выше. Она гордилась собой точно так же, как в тот день, когда впервые исполнила пьесу на фортепиано без единой паузы или ошибки, даже больше, чем тогда, когда зарабатывала похвалу своего учителя танцев.
Любой может научиться танцевать.
А вот красть из карманов — искусство куда более сложное. Зато оно и несравнимо полезнее.
Пересекая площадь, она разжилась еще одной серебряной монетой, медной цепочкой со сломанным замком, пакетом грецких орехов и пером с чепчика какой-то женщины. Красную ленту девушка поищет позже. Если она задержится здесь слишком долго, ее могут заметить. Из-за жадности и погибнуть недолго.