Кровные сестры

От этого на глаза наворачивались слезы. Но сейчас, по прошествии стольких лет, у меня появился шанс поступить правильно.

Потому что несчастный случай не был трагической случайностью.

Я несу ответственность за увечье Китти.

На моих руках кровь.

Я та школьница, которая убила Ванессу, лучшую подругу моей сестры!

Начищенные до блеска школьные туфли.

Подпрыгивающие сумки на ремне.

Подлетающие светлые косички.

Три пары ног.

– Ты не посмеешь!

Она отталкивает меня.

А я толкаю ее.

Земля кружится.

Вопль:

– Не умирай! Только не умирай!

Молчание.

И кровь.

Волна. Медальон. Летний домик.

Просто воспоминания?

Или способ вызволить мой разум из этого ада?

Мне нужно выбраться отсюда, иначе я сойду с ума.

Если уже не сошла.

Часть вторая

2 марта 2001 г.

Мама любит меня больше всех.

Она сказала это сегодня вечером, подтыкая мне одеяло (ее крем для лица пахнет розами).

– Никому не говори, – шепчет она. – Это наш секрет.

Я рада, что у меня нет настоящей сестры. Это делает меня еще более значимой.

В прошлой четверти мы учили стих. Одна из строчек бросилась в глаза: «Кровь не водица, погуще будет».

Мне сразу стало нехорошо, едва я это прочла.

И я вымарала фразу черным фломастером.

Меня оставили после уроков за «обезображенный школьный учебник», но мне было все равно.

Оно того стоило.

Глава 26 Элисон

Январь 2017 г.

Зачем я здесь? Я и сама не знаю. Впрочем, мне не найти места безопаснее. Дома даже страшнее, чем в тюрьме.

Я думаю о письме поверенного в тумбочке у кровати, вложенном в старую детскую раскраску, принадлежавшую Китти. О доказательстве, что я в своем уме и действительно нахожусь в опасности по причинам, которыми я не решаюсь ни с кем поделиться.

Женщина, ведающая журналом приходов и уходов, выдала мне ключ, и я пошла между корпусов к учебке. Обычно в опасной ситуации я не теряю головы; в Арчвиле я постоянно настороже.

Но сегодня из головы не идет смятое лицо Китти и ее умные голубые глаза. Она все помнит, я уверена.

Что мне теперь делать? Мучаясь этим вопросом, я подошла к нашей образовательной развалюхе. На двери красовалось объявление, написанное коряво и крупно красным карандашом:

АРТ-СТУДИЯ – ВТОРАЯ ДВЕРЬ СЛЕВА.

– Вам нравится, мисс? – спросил Курт, перевесившись через перила металлической лесенки. – Сам написал для вас на праздниках. Что ж вы не приезжали-то? Я думал, у нас будут занятия.

– Грипп, – коротко бросила я.

Курт подмигнул.

– Естественно. На вашем месте я бы тоже не приехал.

– Вообще-то я действительно болела.

На его лице появилось сочувственное выражение.

– Но вы хоть поправились?

Пожалуй, в новом году нужно признательнее относиться к человеку, который всячески старается мне помочь. С другой стороны, это не загладит вины перед всеми, кого я обидела в прошлом.

– Я вот не смогу сегодня заниматься, мисс, – добавил Курт, когда мы вошли в учебку.

– Как, почему?

Он прошел за мной в класс и принялся помогать выкладывать учебные материалы: разноцветный картон, цветные карандаши – все безопасное.

– Моя очередь катать грязевозки.

Так заключенные называют тележки с едой.

– Все свалились с гриппом. – Курт снова подмигнул.

Ничего, сказала я себе, я могу использовать неожиданно доставшееся свободное время для собственных набросков.

– Но один ученик у вас будет – моими заслугами, – продолжал Курт. – Зовут Мартином, только что из другой «академии». Вроде нормальный, недавно прошел курс ЖБН.

– Что?

– Жизнь без насилия, – ответил Курт так, будто я должна это знать.

Это что, должно меня ободрить?

В дверь учебного корпуса постучали. Я отперла.

Передо мной стоял пузатый коротконогий человек. Лысый, лицо и шея сплошь покрыты красно-белыми рубцами. Я старалась не разглядывать его, но почувствовала, как щеки налились кровью. Я заставила себя смотреть на круглые очки, криво водруженные на переносицу бесформенного носа. Я старалась не выдать своего шока и даже отвращения.

– Здесь арт-студия?