Кровный враг

Он попытался сесть, но Соня его остановила. «Тебе сейчас лучше не двигаться», — попросила она, — «Худшее уже позади, я тебя уверяю, но моя работа ещё не закончена. Рана сильно воспалена, нужно удалить из неё яд серебра до того, как он распространится дальше». Расстегнув застёжку под подбородком, она скинула с плеч свой плащ. Её кулон покоился на лифе туники цвета шафрана, из— под которой виднелось зелёное дамасское платье. «Если бы мы находились в замке, я бы воспользовалась пиявками, но здесь мы должны прибегнуть к более прямым методам».

Прохладные губы прислонились к открытой ране. Волна неожиданных ощущений захлестнула Луциана с головы до ног, рассеивая все мысли об опасности и бедствиях. Кончики клыков вонзились в его заражённую плоть. Никогда за время его тысячелетней жизни он и представить себе не мог такого момента.

Соня подняла голову, чтобы сплюнуть зараженную кровь, которую она не смела глотнуть, затем продолжила высасывать яд. Луциан ахнул, когда рот Сони прикоснулся к его голой коже. Смесь боли и удовольствия охватила его. Он изо всех сил пытался скрыть своё растущее возбуждение. Хорошо, что эта процедура подразумевала молчание, потому что он не знал бы, что ей сказать.

Могла ли прекрасная вампирша заметить, какое влияние она оказывала на него? Если это было так, то она искусно не подавала виду. Снова выплюнув кровь ликана, она перевернула Луциана лицом вниз и занялась раной на спине. Там ее гибкие губы высосали последнее серебро из раны и выплюнули заражённую кровь на пыльный пол.

«Это сделано», — заявила она, вытирая губы об рукав жёлтой туники. «Я думаю, что раны начнут заживать, но мы должны будем показать тебя опытному врачу при первой же возможности».

Луциан сел рядом с ней. Было ли это просто его фантазией, или же бледное лицо принцессы слегка покраснело? «Большое спасибо, миледи… Соня», — прошептал он хрипло, не в состоянии первым посмотреть ей в глаза, — «Я у вас в долгу».

«Не больше, чем я у тебя», — настаивала она. Взяв нож, она отрезала несколько полосок ткани от подола своего платья, чтобы перевязать его вновь очищенные раны. «Мы могли бы хорошо провести остаток вечности благодаря друг друга, и не без оснований».

Их глаза встретились на одно мгновение, Луциана одолевал соблазн признаться ей в любви, рассказать обо всём, что он чувствовал эти долгие месяцы и годы. Но его здравомыслие советовало молчать. «Во имя старейшин», — напомнил он себе строго, — «эта девушка только что потеряла мать. Сейчас неподходящее время для признаний в любви».

«Я был невнимателен», — сказал он, — «примите мои соболезнования в связи с гибелью леди Илоны».

Соня выглядела разбитой. Она закрыла руками глаза, пытаясь вытеснить из памяти отрубленною голову своей матери, катившуюся по двору. Всхлип сорвался с её губ, она опустила руки. Малиновые слезы потекли по её щекам. «Спасибо, Луциан», — ответила она, — »Столько всего произошло за последние часы, что даже не было времени оплакать мою бедную мать, не говоря уже о всех остальных, погибших этим ужасным утром». Она посмотрела на него — её светящиеся голубые глаза наполнились слезами: «Были ли другие выжившие?»

Луциан неуверенно пожал плечами: «Я видел Сорена, сбежавшего через ворота крепости. Но я не могу сказать, удалось ли ему ускользнуть от толпы, собравшейся снаружи». По правде говоря, Луциана не сильно заботила судьба садиста— надсмотрщика. «Но вы можете быть спокойны, ведь ваш отец жив, и если судьба будет благосклонна, вы и ваш благородный отец скоро воссоединитесь».

Она посмотрела на него. Надежда появилась в её глазах и голосе. Она перебирала в руках кулон с изображением её фамильного герба: «Ты действительно думаешь, что мы выживем и увидим наших сородичей снова?»

«Я клянусь, миледи… то есть, Соня».

«Я сделаю все от меня зависящее», — добавил он про себя, — «чтобы ты безопасно добралась до Ордогаза на пробуждение Виктора, даже если это грозит, разоблачением моего внутреннего зверя».

Его уверенность, казалось, подбодрила ее. «Кто твои родители?» — ласково спросила она, как будто хотела сменить тему, — «Я знаю их?»

«Нет», — признался Луциан. Хотя его глубоко оскорбляло его звериное происхождение, он не мог солгать Соне: «Мои мать и отец были дикими ликанами, живущими как животные в лесу. Они были уничтожены вашим отцом много веков назад, когда он впервые взял орду ликанов под контроль». Его слова напомнили об ушедшей эпохе, когда ожесточенные стаи оборотней терроризировали деревни, пока Виктор и его вестники смерти не подчинили непокорных зверей на благо всех. «Я был захвачен младенцем во время одного рейда, в котором мои родители и были убиты «.

Соня с ужасом отреагировал на его признание: «Какой ужас!»

«Не терзайте свое бедное сердце из— за меня», — сказал он, отгоняя от себя мысли о судьбе своих родителей, — »Если бы не ваш отец, я бы был воспитан как невежественный дикарь, не лучше, чем мои варварских предки».

«И я бы не встретил тебя», — добавил он про себя. Буква V на его плече была небольшой ценой за такое благословение.