«Не глупи», — сказала Соня, — «Дай мне посмотреть». Осмотрев его более внимательно, она была потрясена, обнаружив, кроме ужасной раны в боку, арбалетный болт, торчащий у него из спины. «Его нужно немедленно вынуть», — заявила она.
Луциан не мог отрицать мудрости ее слов. От него будет мало пользы принцессе, если его раны не будут излечены, боль и яд подрывали его силы. Пульсирующая боль расходилась от каждой раны по всему телу с каждым ударом сердца. Его кожа казалась горячей и лихорадочной, несмотря на озноб, который заставлял его тело дрожать. Судороги, тошнота сжала его внутренности, а во рту пересохло, как в легендарной Сахаре.
«Повернись», — сказала она. Луциан послушно повернулся к ней спиной, давая себя осмотреть. Окровавленная туника прилипла к коже, и Соне приходилось отдирать её сантиметр за сантиметром. Кинжалом она разрезала ткань вокруг арбалетного болта. И хотя девушка работала очень осторожно, Луциан все же морщился всякий раз, как она отдирала рубашку от его тела, обнажая кровоточащий торс. Он знал, что настоящая боль была ещё впереди.
«Возьми это», — сказала она, протягивая ему кость умершего монаха. Он сжал пыльную кость зубами в ожидании предстоящей боли. «Ты готов?» — спросила она, взявшись рукой за древко стрелы.
Он кивнул в знак согласия. Соня потянула за окровавленный болт, двигая его вперёд и назад, чтобы вынуть серебряный наконечник, не сломав древко. Луциан сжал челюсти так сильно, как мог, придушив мучительный вопль в глубине горла. Его вены выступили, мышцы напряглись, он собрал всю свою волю, чтобы не повернутся и не бросится на Соню как бешеная собака.
Несмотря на все усилия, стрела никак не хотела выходить. Наконец, очередной раз, потянув за болт, она выдернула его. «Вот», — объявила Соня. Она разломала стрелу на две части и откинула в сторону.
Луциан наклонился вперёд. Тяжело дыша, он выплюнул кость на пол.
На кости остались глубокие следы от зубов. Измученный Луциан тяжело дышал, его грудь высоко вздымалась. У него даже не было сил, чтобы поблагодарить Соню за её стремление помочь ему.
Но испытания еще не закончены, ещё оставался серебряный наконечник в его боку. Кровь ещё текла из узкой раны, которая не заживала, пока токсичный металл оставался в его теле. Посмотрев вниз, Луциан увидел, что кожа вокруг раны уже начала тлеть. Серебристо— серые узоры распространялись под кожей, вокруг раны как металлическая паутина. Кожа воспалилась и болела при прикосновении. Пальцы Сони дотронулись до раны, и Луциан вскрикнул, как будто до него дотронулись раскалённой кочергой.
Искреннее сочувствие и понимание слышались в её голосе: «Прости меня, Луциан, за то, что я сделаю дальше». Она уложила его на бок, так что бы зараженный участок был прямо перед ней, и взяла кинжал ещё раз: «Серебро должно быть удалено, пока еще не слишком поздно».
«Подождите!» — выпалил Луциан. Неожиданная мысль пришла ему в голову: серебряный наконечник, несомненно, помешает ему трансформироваться сегодня вечером, если конечно не убьёт его еще до этого времени. Он по— прежнему боялся, возможно, даже больше, чем смерти, что Соня увидит его преображённым: «Быть может, вы оставите всё как есть?»
Недоумение появилось на её фарфоровом лице: «Я боюсь, что лихорадка спутала твои мысли, дорогой Луциан. Нельзя позволить, чтобы серебро отравляло тебя и дальше». Она снова положила кость ему между зубов: «Теперь тише, прошу тебя, и будь храбрым. Я обещаю, что попытаюсь сделать это быстро, как это только возможно».
Не сказав больше ни слова, она кончиком лезвия приоткрыла рану, пока та не стала достаточно большой, чтобы можно было просунуть туда пальцы. Тело Луциана задёргалось в муках, как только она просунула в рану большой и указательный пальцы, пытаясь нащупать наконечник арбалетного болта. Соня держала ликана свободной рукой, прилагая все свои силы, чтобы удержать его на грязном гобелене.
Боль была невыносимой. Луциан так крепко сжал зубы, что хрупкая кость треснула, и ее осколки высыпались у него изо рта. Ликан взвыл от боли, он не смог бы удержать крик, даже если бы тысячи крестьян с факелами стояли на вершине лестницы.
«Хватит!» — закричал он мысленно. Неужели это терпит каждый ликан, когда его клеймят вестники смерти? Луциан почувствовал неожиданный всплеск жалости к своим звериным собратьям. Никто не заслуживает страдать от подобного, даже дикие полулюди.
Именем старейшин, хватит!
И в тот момент, когда он подумал, что больше не сможет терпеть эту адскую боль, пальцы Сони вышли из раны, держа окровавленный серебряный наконечник. Так как она была вампиром, а не ликаном, ненавистный метал ничего не сделал её нежной коже. Она швырнула его прочь в темноту и вытерла кровь, окрасившую ее пальцы, о подол плаща.
Луциан был впечатлён и удивлен отсутствием у неё брезгливости. Ведь Соня была воспитанной и образованной леди выросшей в светских кругах, а не воином — вестником смерти, как ее мать. С другой стороны, вспомнил он, ее отец, Виктор, был известным воином, так что боевые ранения, наверное, были для неё привычны.