– Ты уверен, что подстрелил одного из них?
– Ага.
– Мы не нашли на полу крови, кроме твоей и О‘Тул.
Курц снова пожал плечами.
– Могу лишь предположить, что второй стрелок затащил раненого на заднее сиденье и уехал сразу же, как только снял меня.
– Значит, они вели огонь, прикрываясь своей машиной?
– Откуда, черт меня дери, я могу знать? Может, ты это знаешь?
Риджби снова наклонилась к нему поближе, поставив правый локоть на стойку.
– Я, черт подери, знаю только то, что никогда не стала бы и пытаться застрелить двух человек из пистолета двадцать второго калибра с двенадцати метров и в темноте.
– Еще бы. Но я не думаю, что они планировали стрелять с такого расстояния. Им пришлось поторопиться. Они бы стояли и ждали, когда О‘Тул подойдет к своей машине. И выстрелили бы в упор, с пары метров.
– Значит, ты уверен, что они охотились на нее, а не на тебя? – спросила Риджби, подняв свои потрясающие темные брови. – Ты многое вспомнил, Джо.
В ответ Курц только вздохнул.
– Моя машина находилась справа, далеко от пандуса. А стрелявшие стояли у самого пандуса, там же, где машина О‘Тул.
– Откуда ты это знаешь?
– Она пошла в том направлении, – ответил Курц. – Мы оба видели это, когда просматривали запись.
После этого он героически откусил от пончика еще кусочек.
– Почему два человека, но стреляет только один? – прошипела Риджби. До сих пор они шептались, но уже достаточно громко для того, чтобы официантка в красной пижаме в горошек обратила на них внимание.
– С какого хрена мне это знать? – спросил Курц в полный голос.
Риджби положила поверх счета пять долларов, расплатившись за две чашки кофе и пончик.
– Ты вспомнил что-нибудь еще?
– Нет. Я, конечно, хорошо помню то, что увидел на записи. Как я пытался утащить О‘Тул к двери, или, по крайней мере, за колонну, и как в меня попали.
Риджби внимательно посмотрела ему в глаза.
– Рассказы насчет спасения офицера О‘Тул, с риском для своей жизни меня не впечатляют. Я слишком хорошо знаю Джо Курца. Ты всегда был живым примером теории естественного отбора в человеческом обществе.
Курц понимал, о чем она говорит. Его пьяница-учитель, Пруно, за долгие годы в Аттике переслал ему немало книг. В списке за шестой год значился и Эдвард Вильсон. Но он сделал вид, что не понял ее замечания.
– Я нес О‘Тул на спине потому, что у нее массивное тело. В качестве щита. На таком расстоянии пуля двадцать второго калибра не прошла бы навылет, – заявил он, состроив максимально безразличное выражение лица.
– Так все и случилось, – проронила Риджби. – Позвони, если еще что вспомнишь, Джо.
Она встала и пошла к юго-западному выходу из рынка.
Курц ехал в своем „Пинто“ обратно в офис на Чипьюа, когда у него в кармане зазвонил телефон.
– Задание выполнено, – сказала Анджелина Фарино Феррера.
– Благодарю, – ответил Курц.
– В гробу я видела твои благодарности, – огрызнулась женщина-дон. – Ты мне задолжал, Курц.
– Нет. Давай подумаем об этом, когда я верну тебе аванс и ты с умом распорядишься сэкономленными пятнадцатью тысячами. Иди и купи новую подвеску для своего „Бокстера“.
– Я его весной продала, – сообщила Анджелина. – Он был слишком медленным, – добавила она, отключая телефон.
В офисе пахло кофе и табаком. Курц так и не привык к последнему и чувствовал себя слишком тошнотворно, чтобы насладиться первым.
Все тайны компьютера Маргарет О‘Тул были раскрыты. Защищенные паролем файлы, касавшиеся тридцати девяти поднадзорных, с которыми она работала, отдельные заметки – все, кроме электронной почты, также защищенной паролем. Большинство полученной информации оказалось откровенным хламом. Очевидно, О‘Тул не хранила в служебном компьютере информацию личного характера. Только по работе.
Файлы, относящиеся к досрочно освобожденным, включая Курца, содержали обычный набор – кучу неприятных фактов и ерунды, которую поднадзорные городили, приходя на регулярные встречи с ней. Из тридцати девяти человек двадцать один был помечен, как „активные“, т. е. те, которые были обязаны приходить раз в неделю, в две или раз в месяц. Ни одна из последних записей не начиналась словами типа „Поднадзорный такой-то такой-то грозился убить меня…“. Информация была банальной до одурения. Все эти парни представляли собой обычных неудачников, многие из них имели вредные привычки, некоторые – не одну. Ни о ком из них, несмотря на холодный профессиональный тон умозаключений офицера О‘Тул, нельзя было сказать, что он хоть как-то пытается покончить со своим уголовным прошлым.
А еще ни о ком нельзя было сказать, что у него есть повод убить надзирающего за ним офицера. Надо заметить, что у О‘Тул были поднадзорные исключительно мужского пола. Возможно, она просто не любила поднадзорных-женщин, подумал Курц.
Курц вздохнул и потер подбородок, отозвавшийся скрежетом щетины. Сегодня утром он снова попытался побриться, медленно, балансируя на грани боли и дурноты. Потом он решил, что щетина будет сливаться с оранжево-лиловой маской и слегка замаскирует ее. Кроме того, от самой процедуры бритья голова болела сильнее.