Читаем Круг. Альманах артели писателей, книга 1 полностью

Девка эта яростно плевала на ножи, изрыгала слюну прямо-таки, вонзала ножи в землю и, вонзая, сама качалась на корточках и хрипела даже.

«Вот дура-то», — подумал Забежкин.

Девка изнемогала.

— Эй, тетушка, — сказал Забежкин громко, — где ж это тут комната внаймы сдается?

Но вдруг открылось окно над Забежкиным, и чья-то бабья голова с флюсом, в платке вязанном, выглянула во двор.

— Товарищ, — сказала голова, — вам не ученого ли агронома Пампушкина нужно будет?

— Нет, — ответил Забежкин, снимая фуражку, — не имею чести… Я насчет комнаты, которая внаймы…

— А если ученого агронома Пампушкина, — продолжала голова, — так вы не ждите зря: он нонче принять никак не может, он ученый труд про что-то пишет.

Голова обернулась назад и через минуту снова выглянула.

— Несколько слов в защиту огородных вредителей…

— Чего-с? — спросил Забежкин.

— А кто это спрашивает? — сказал вдруг агроном сам, подходя к окну. — Здравствуйте, товарищ. Это статья: «Несколько слов в защиту огородных вредителей». Да вы подымитесь…

— Нет, — сказал Забежкин, пугаясь, — я комнату, которая внаймы…

— Комнату? — спросил агроном с явной грустью, — ну, так вы после комнаты… Да вы не стесняйтесь… Третий этаж… Ученый агроном Пампушкин.

Забежкин кивнул головой и подошел к девке.

— Тетушка, — сказал Забежкин, — это чья же, например, коза будет?

— Коза-то? — спросила девка. — Коза эта из четвертого номера.

«Из четвертого номера, — охнул Забежкин, — да это не там ли, извиняюсь, комната сдается?»

— Там, — сказала девка, — только сдана комната.

— Как же так? — испугался Забежкин. — Не может того быть. Да ты что опупела, что ли? А об'явление? Как же сдана ежели я и время потратил, проезд и хлопоты.

— А не знаю, — ответила девка, — может и не сдана.

— Ну, то-то — не знаю. Дура такая. Не знаешь, так и не говори. Ты вот про кур лучше скажи — чьи куры ходят?

— Куры-то? Куры Домны Павловны.

— Это какая же Домна Павловна? Не комнату ли она сдает?

— Сдана комната, — с сердцем сказала девка, в подол собирая ножи.

— Врешь. Ей-богу, врешь. Об'явление есть. Ежели бы об'явления не было, тогда бы другое дело — я бы и не сопротивлялся. А то об'явление есть. Колом не вышибешь. Ты лучше скажи — вот индейский петух, наверное, уж не ее?

— Ее.

— Ай-я-яй, — удивился Забежкин, — так ведь она же богатая дама?

В ответ девка икнула в ладонь и ушла.

Забежкин подошел к козе и пальцем потрогал ей морду.

«Вот, — подумал Забежкин, — ежели лизнет в руку — счастье, моя коза.»

Коза понюхала руку и шершавым, тоненьким языком лизнула Забежкина.

— Ну-ну, дура, — сказал задыхаясь Забежкин, — корку, наверно, хочешь? Эх, была давеча в кармане корка, да не найду что-то. Вспомнил: с'ел я ее, вот что. Извини, пожалуйста. Ну-ну, после дам.

Забежкин в необыкновенном волнении нашел квартиру четыре и постучал в рыжую ободранную клеенку.

— Вам чего? — спросил кто-то, открывая дверь.

— Комнату, извиняюсь…

— Сдана комната, — сказал кто-то мягким басом, пытаясь закрыть дверь.

Забежкин дверь держал руками.

— Позвольте, — сказал Забежкин пугаясь, — как же так? Позвольте же войти, уважаемый товарищ. Как же так? Я время теряю, проезд, хлопоты… Ведь об'явление…

— Об'явление? Иван Кириллыч! ты что же об'явление неснял?

Тут Забежкин поднял глаза и увидел, что разговаривает он с дамой. И дама размеров огромных. И нос у ней никак не меньше, чем нос Забежкина, а корпус такой обильный, что смело можно двух Забежкиных выкроить и еще кое-что останется.

— Сударыня, уважаемая мадам, — сказал Забежкин, снимая фуражку и для чего-то приседая, — мне бы хоть чуланчик какой-нибудь отвратительный, конурку мерзкую, конуренышку.

— А вы из каких будете? — спросила Домна Павловна.

— По письменности. Из бывших коллежских регистраторов.

— Ну, что ж, — сказала Домна Павловна вздыхая, — пущай тогда. Есть комнатушка — не обидьтесь только.

Тут Домна Павловна повела Забежкина.

— Вот, — сказала она — смотрите. Прямо скажу: дрянь комната. И окно дрянь. И вид никакой, а в стену. А с хорошей комнатой запоздали, батюшка. Сдана. Военному телеграфисту сдана.

— Прекрасная комната, — воскликнул Забежкин. — Мне очень нравятся такие комнаты. Позвольте мне завтра переехать?

— Что ж, — сказала Домна Павловна, — пущай. Переезжайте.

Забежкин низенько поклонился и вышел.

Он подошел к воротам, еще раз с грустью прочел об'явление, сложил его и спрятал в карман.

— Да-с, — подумал Забежкин, — с трудом, с трудом счастье дается. Вот иные и в Америку очень просто ездят и комнаты снимают, а тут… Да еще телеграфист. Почему телеграфист? А ежели, скажем, этот телеграфист да помешает? С трудом, с трудом счастье дается.

IV.

Забежкин переехал. Было это утром. Забежкин вкатил тележку во двор и тотчас все окна в доме открылись и бабья голова с флюсом, высунувшись из окна на этот раз уж по пояс, сказала: ага. И ученый агроном Пампушкин, оставив статью «Несколько слов в защиту вредителей», подошел к окну. И сама Домна Павловна милостиво сошла вниз.

Забежкин торжественно развязывал добро.

— Подушки, — сказали зрители.

Точно: две подушки, одна розовая с пятном, другая синенькая в полоску, были отнесены наверх.

Перейти на страницу:

Все книги серии Круг. Альманах писателей

Похожие книги

100 шедевров русской лирики
100 шедевров русской лирики

«100 шедевров русской лирики» – это уникальный сборник, в котором представлены сто лучших стихотворений замечательных русских поэтов, объединенных вечной темой любви.Тут находятся знаменитые, а также талантливые, но малоизвестные образцы творчества Цветаевой, Блока, Гумилева, Брюсова, Волошина, Мережковского, Есенина, Некрасова, Лермонтова, Тютчева, Надсона, Пушкина и других выдающихся мастеров слова.Книга поможет читателю признаться в своих чувствах, воскресить в памяти былые светлые минуты, лицезреть многогранность переживаний человеческого сердца, понять разницу между женским и мужским восприятием любви, подарит вдохновение для написания собственных лирических творений.Сборник предназначен для влюбленных и романтиков всех возрастов.

Александр Александрович Блок , Александр Сергеевич Пушкин , Василий Андреевич Жуковский , Константин Константинович Случевский , Семен Яковлевич Надсон

Поэзия / Лирика / Стихи и поэзия
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия