Читаем Круг. Альманах артели писателей, книга 2 полностью

Круг. Альманах артели писателей, книга 2

Вера Васильевна Ильина , Владимир Мартынович Василенко , Константин Александрович Федин , Николай Николаевич Никитин , Николай Огнев

у них — летящие имена; с них, как выжатая солнцем смола, струятся мирные десятилетия; от них сладко разит летними экскурсиями; эти прозвища — больные анахронизмы в жестокие дни всероссийской гражданской войны. Миллионнозубая скребница она — гражданская война; она прошлась по гладким ребрам быта; стал наш город хиреть после этой чистки, гниют многие заброшенные пристани, баржи и баркасы. Честной пред щепетильнейшими мировыми биржами пристани не легко выветривать дурманный яд огромных оборотов: миткалем, кишмишем, рыбой (рыбой, главное!), кожами (о, запах кож, вовеки незабываемый!), натуралом (да, да, натуралом тоже!), мазутом, керосином, шерстью, хлопком, шепталой, орехами, мясом, маслом и пр., и пр. — бараниной! Их не легко потерять, их, — рачительных, до глянца упитанных хозяев, не легко теперь пялить пушки на родной истихающий город, где рачительные хозяева множились по особнякам, по особнякам умирали и, говорят, вымерли. «Все в прошлом». Давно ли? Давно ли?

А нынче глаза вывески:

Кавказ и Меркурий,

бархатный взгляд черной вывески:

Кавказ и Меркурий

хлещет жгучая красная тряпка:

Р. С. Ф. С. Р.

А там, где:

Русь

уже высыхает суриковая кровь на старой жести:

Пристань N 4.

НАЦИОНАЛЬНОГО ФЛОТА

той же:

Р. С. Ф. С. Р.

Вместо рачительных хозяев, акционеров, членов правления, директоров, управляющих, в застарелом запахе старых рогож мучат полы пристаней в клеш разряженные гологрудые матросы, матершиной загоняющие в Бога, венчиком на лбу носящие возмутительные слова БОЛЬШЕВИК, АЛМАЗ (там расстреливали офицеров), ЭКИПАЖ ЧЕРНОМОРСКОГО ФЛОТА.

«По этому поводу в некоторых щелях копошатся шептанья и припоминанья о „новороссийском позоре“ и „севастопольских безобразиях“». Так писала местная газета.

Впрочем, тупорылые торговые суда, отягченные по толстому носу трехдюймовками, после первого же выстрела… рассыплются… засаривая… течение… великой реки… смоляными… костями…

А в Кремле?

Страшно и кощунственно: архиерейский дом вмещает штаб революционного сводного отряда красноармейцев, недавно так переименованных из красногвардейцев. На щеке бывшей консистории горит надпись:

КАНЦЕЛЯРИЯ.

Красноармейцы (недавно красногвардейцы) заняли все — церковные службы, квартиры соборного притча, сараи какие-то; в самом соборе они предполагают устроить клуб, где должен сиять Маркс пушистой бородой. Стены подвалов соборных потеют и мокнут, потому что некому за ними следить, не работает отопление; некоторые же могут усмотреть в этом чудо: стены потеют и мокнут от ужаса перед смертоносной завалью снарядов, ручных гранат, пироксилина, пулеметных лент, патронов.

Красноармейцы клянут:

— Винтовки в этой потливой дыре ржавеют.

Некоторые могут усмотреть в этом чудо: ржавеют нечестивые оружия.

А вдруг: взрыв…

— Разнесет!

Кремль со своим рогом давится от страху белой просфорой собора.

В воротах стоит караул, рвущий у каждого синюю бумажку. Кремль дышит; старческое свистящее удушье в дыханьи; сквозь свистящие губы ворот всегда сквозняк рвется и рвется пыль; ее вихрем метут артиллерийские повозки, автомобили, телеги, грузовозы, санитары, вестовые, кавалеристы; все без толку, все без смысла, но — с грохотом, со сквозняком, с пылью. Все это грохочущее, свистящее, пылящее, перечисленное с бактериологической точностью, — все это — бактерии: новых болезней, никогда Кремлю незнакомых и одолевающих его дряхлость.

— Напра-а-в-в-оп!

— Сми-и-рр-но!..

— Ша-г-хом-м-м… м…арш!

Губы ворот, задыхаясь сквозняком, лапящим полы шинелей, и пылью, оглушая криками команды, выбуркивают:

— Ваш пропуск! —

хватая синюю бумажку.

Бросился.

— Эй, товарищ! товарищ! пропуск! погоди, пропуск!

Шел старый протопоп помолиться в соборе, его пускают из милости, но он рассеян обременительно для караула. Без пропуска ни шагу, ни шагу без увольнительных записок: денно и нощно колют глаза со всех плакатов, листовок, брошюр — «железные дисциплины», «долой расхлябанность», «стой, береги винтовку», «защищай»…

Пристани, потеряв рачительных хозяев, кряхтят, пушки распирают зевы на доверчиво сползающиеся улицы, день-деньской, темной-ночью, требуют пропуск, и… потеющие под ручными гранатами стены соборного подвала… — ото всего этого с углов домов и заборов, заклейменных прошлогодними гастролями Владимира Дурова и опереттой в саду «Аркадия», иссеченных призывом «голосовать за список N 5», вылетела новая весть: это:

Губисполком.

Губвоенком.

Военкомуезд.