«Страшно в церкви в двенадцатый час!.. Недаром в этот час по всей земле кричат петухи… Самое главное: нет никого, в лесу и то менее страшно!..»
Подумал так Андрей Емельяныч над книгой и не заметил того, что она раскрыта на одной и той же странице, и он ее не читает, а только смотрит на одно и то же место: мученика и страстотерпца… и буквы в этом месте шевелятся у него в глазах и складываются в какие-то тайные знаки, Андрей Емельянычу непонятные: титла похожи на большие крючки, на которые страшливые бабы в деревне от воров и чертей на ночь в избу дверь замыкают, а буковки все разбежались кто куда, как распугали их по странице, и они на буквы мало похожи, а похожи больше на каких-то жучков и букашек со слюдяными крылышками, так и трепещущими на спинках у них в призрачном свету от лампады, их и не разглядишь хорошо, а запятые и точки в глазах, как мушкара перед теплой погодой у нас на болоте!..
Так незаметно для себя самого Андрей Емельяныч неизвестно сколько времени простоял над житиями, продумав, видно, совсем о другом, и то ли заснул потом от утомленья над книгой, то ли еще от чего, потому что все же чувствовал Андрей Емельяныч, как льется ему в голову какая-то муть, и из углов темнота помахает на него широкими рукавами и кланяется черными сгустками скуфей и клобуков, — только Андрей Емельяныч хорошо в один час различил перед собой, что житии на подставке сами закрылись, и на книге с боков звонко щелкнули в гробовой тишине золотые застежки…
Вздрогнул Андрей Емельяныч и наскоро перекрестился…
В неугасимой чуть мелькал огонек на поплавке, словно собирался с него улететь, и мигал, как мигает глаз у человека перед скорою смертью, и в этом торопливом и смертном мерцаньи лампады Андрей Емельяныч хорошо различил перед собой высокую фигуру монаха, в высокой скуфье, только теперь из скуфьи еще выпирали кверху кривые рога, загнутые немного в бок, как у бодливого барана, тут же за подставкой для книги переливалась черными волнами широкая ряса, лица под скуфьей он не разглядел, может, потому, что очень уж сразу испугался, когда монаха увидел, а может и потому, что вообще такие черти есть… безликие… У таких чертей все наоборот: под мышкой нос, глаза на затылке, а уши в том месте, на котором сидят…
— Кто ты? — шепотком спросил Андрей Емельяныч…
— Соборный чорт, ваша святость!
— Аминь!.. — шепчет про себя Андрей Емельяныч…
— Не трудись-ка аминить, Андрей Емельяныч, ты умный мужик!.. пойми, что все равно не поможет!.. Мне же тебе надо сказать немного по делу… давно собирался, да… некогда было!..
— Аминь!..
— Задумали вы с братом, можно сказать, совсем дело вам мало чем подходящее…
— …Рассып-…ся!
— Понимаешь?..
— Осподи, владыка живота…
— На манер, значит, странника Варсонофия… то-есть какого там Варсонофия… в мире-то он был совсем не Варсонофий… а попросту Иван по прозвищу Недотяпа!.. хотя мужик был не хуже других…
— …владыко живота моего…
— …только, видишь, была у него в голове такая блажь и нескладиха, а ноги обуяла расторопность, за десять верст за киселем бегал… пошел значит Недотяпа по всему белому свету нивесть зачем шлемать, да так бы и прошлемал, если бы к нам сюда не попал… тут-то я ему… и дух вон: потому, жалко стало мужика!.. Зазря!.. Чего ему, если спросить, так и сам он не думал дознаться… потому: Недотяпа…
— …ты еси упование мое… часть моя еси на земли живых… — путает Андрей Емельяныч со страху псалмы…
— …так вот, Андрей Емельяныч, ваша святость, признаться, и тебя-то с братом мне стало жалко!.. Недотяпа так тот и есть недотяпа, а вы не мужики, а… любота!..
— Аминь!.. Аминь!.. Аминь!.. — еле передохнет Андрей Емельяныч…
— …Так вот тебе говорю: посмотри, к чему всю речь веду… Разуй глаза, сними портянки!.. Стен нехватает, сколько святых!.. А? И большие и маленькие, каких только нет… на иное имя по два и по три… Миколы… Иваны… а покажи ты мне хоть одного мужика среди них, и я тебе сейчас в ножки даже поклонюсь и попрошу благословения, хотя баб, случается, благословляю и я… Видишь, все: князья да попы, на всех кольчуги, ризы горят, где же мужичий армяк?.. Что ты мне скажешь на это?..
Андрей Емельяныч удивленно стал оглядываться кругом, и куда он ни взглянет, там на минуту вспыхнет пред образом огонек, повиснет в темноте на минуту, озаривши лик и всю фигуру какого-нибудь святого, и тут же погаснет и упадет в темноту…
— …что ты мне скажешь на это… Да ничего ровным счетом, потому сказать тут нечего: мужики все в ад пойдут!.. Понял ты это? Потому разве мужику косолапому по огненной нитке через геенну в лаптях пройти?.. не пройти!.. Один разве вот… Недотяпа!.. Да ведь и он теперь не Недотяпа, а… Варсонофий… чин у него… высоко, не перелезешь!.. Понимаешь ты меня, али… по своей мужицкой привычке ничего не понимаешь и… не хочешь понять?..
— Аминь!.. Аминь!.. Аминь!..