Андрей Емельяныч не сразу разглядел эту книгу… принял он было ее за куст переспелой брусницы, которая рядом с книгой пушилась и отливалась в бруснице каждая ягодинка, как и каждая буковка в книге…
Вот эту-то самую книгу и оставил Андрей Емельяныч брату своему Спиридону, когда к нам из Чагодуя пришла бумага и, знать, по толстым сургучам этой бумаги Андрея забрили в солдаты и в солдатах потом запороли корьем…
Есть у нас еще и сейчас старики, которые видели эту книгу в избе у Спиридон Емельяныча, но читывать ее никому не доводилось… лежала она у него в переднем углу на божнице между Псалтырем и Житиями, Спиридон на людях до нее и не прикасался, да видно и сам-то в ней не понимал всего ее толку, потому что в грамоте был неискусен, и если знал что из писания, так больше на память.
Всего вернее что так, потому не такой человек был Спиридон, чтобы сменять петуха на кукушку!..
Когда барин приехал в Гусенки и стал торговаться со Спиридоном о цене на медведицу, она ходила по пустому двору — в это время скотина вся в поле была… Обнюхала она все уголки и закоулки, обсосала вывороченную Спиридоном наотмашь лапу и, должно быть, немного в разум пришла… Из избы ясно до нее доносились голоса, слышит она пискливый, словно мышь на своих мышат радуется, тонкий бачуринский голосок и нутряной из груди выпирающий темный голос Спиридона, похожий на отдаленный звон колокольни… Поняла медведица, что хочет ее Спиридон продать барину в рабство!..
Жалко медведице стало своих медвежат да нечего делать: зверь любит свободу больше, чем человек!..
Пока они там торговались, залезла медведица на переклад, где куры несутся и собран разный хозяйственный хлам, и на накате процарапала здоровой лапой в крыше солому, сломала жердь по соломе и в тот самый миг, когда у егерей в руках звякнули цепи, она соскочила как молоденькая, в Спиридон Емельянычев огород, что всегда у нас сзади дома, — оттого и поднялись так торчками у коней Петра Еремеича уши…
Проковыляла она по огороду, как подбитая баба, а потом откуда прыть взялась, выбежала за околицу, поваливши огородный плетень, а за околицей в то время тут же за Гусенками стояли кусты и за кустами рукой подать — Чертухинский лес…
Первые ее егеря увидали, свистнули было, да где!..
В лесу медведиха словно провалилась сквозь землю… Должно быть издохла, дохлого же зверя человек никогда не найдет: зверь умеет сам себя хоронить…
Бросился было и Спиридон ее догонять, да было уж поздно: воротился ни с чем… Сели они с барином опять на лавку за стол и долго не могли ни слова друг другу сказать, потому больно уж это неожиданно вышло с медведихой…
— Вот уж и верно, Спиридон, как ты говоришь: на базаре двое глупых, — первый заговорил барин и усмехнулся на Спиридона…
— Не говори: какой грех!..
— Ну, так как же теперь будем кончать?..
Спиридон молчал и не знал, куда глаза и руки девать…
— Мне, Спиридон Емельяныч… пора: и так завозился!..
— Да как тут кончать… — осмелел Спиридон… — я уж теперь и не знаю: у кого медведица убежала — у тебя или у меня, потому мы сторговались и хлопнули в руки…
— Ну, эти балушки ты, Спиридон, оставь для другого, не с дураком каким дело имеешь! — сердито пискнул Бачурин…
— Да кто вас, барин, дурит… умнее вас во всей округе никого не найдется… только я… по справедливости!..
— Полно, Спиридон, антиминсы на пне раскладывать: справедливости нет никакой!..
Тут-то вот барин Спиридона и облапошил: должно быть, пока бегал Спиридон догонять медведиху, он у него на полке все книги пересмотрел…
— Я, видишь ли, Спиридон, не знаю: была у тебя медведиха на самом-то деле али нет… бог тебя знает: может ты глаза отводить умеешь?
— Нет, уж мы этим не займуемся, — намекнул Спиридон, что сам-то барин как раз на эту руку не особенно чист.
— Но ведь… медвежата остались!..
— Остались… как же: остались! — радостно подхватил Спиридон, словно про них и забыл…
— Ну, вот… за этих медвежат я согласен, Спиридон Емельяныч, отдать тебе мельницу…
— Ну, что ж… вот и ладно!..
— И три венца подрублю!..
— Вот уж спаси те, барин, Христос!..
— Только и у меня к тебе будет добавка, — равнодушно сперва барин отвернулся от полки, на которой были иконы и книги, а потом словно прыгнул к ней, — сниму солому и дом тесом покрою и по лицу тесом… а ты мне к двум медвежатам вот эту книгу прибавь…
Бачурин снял с божницы Златые уста…
Уж то ли затемнение какое случилось со Спиридоном, то ли еще почему: может принял книгу за простой самый обычный псалтырь, или знал все хорошо, да больно мельником ему быть захотелось, хорошо неизвестно; мотнул Спиридон головой и ничего не сказал…
Облупил значит барин Спиридона как липку и с той поры пропала, братцы, эта дивная книга на веки!..
Потому что к этому народу попадет, так уж не выдерется!..
Повеселел барин на лицо, хлопнул он в Спиридонову лапу своей маленькой ручкой и с книгой подмышкой пошел на крыльцо… Спиридон с поклоном его провожал, Петр Еремеич усадил барина половчее в кибитку, с боков егеря поместились с медвежатами, прыгнул Петр Еремеич на облучок и скоро заплакал под дугой колокольчик, унося Спиридоново счастье…