- Где-где... - махнул рукой Виктор Михайлович. - В кабинете, в сейфе. А что?
- А хорошо, - пояснил Семецкий. - Меньше риску, меньше соблазну... Я понимаю, Витя, что ты на звание главнее, но сейчас ты командовать парадом не можешь, по независящим причинам. Только дров наломаешь. Гена, ты со мной согласен?
- Формулируешь грубо, - сморщился тот. - Но по сути правильно.
- Вот и вколи дорогому начальству пару ампул типа седуксена... Или иначе как-нибудь, бесконтактно... Ты, Витя, извини, но так надо... Ребят я, конечно, вызову на всякий случай, пускай на подхвате будут, и Вязнику сейчас отзвоню, обрисую картину, но рукомашества с дрыгоножеством нам сейчас не надо. Мы с нашим олларским другом и сами поболтаем, расставим точки над "ё"... И потом уж видно будет, как и когда его бить.
- А, ладно, - вздохнул Петрушко. - Уболтали. Вкалывайте, рулите... и он, шумно выдохнув, обмяк в кресле.
- Уже спит? - краем губ спросил Семецкий.
- Угу, - столь же тихо ответил Гена. - До утра пускай отдыхает. А мы... а мы ч тобой посмотрим, что это такое, олларские маги...
14.
На сей раз заночевать пришлось в степи. Никакой подходящей деревни им не встретилось, да и не стоило сейчас соваться в деревню - Харт-ла-Гир сказал, что предписание о розыске, должно быть, уже достигло всех окрестных сел. Вряд ли кто-то ошибется, не опознав в странствующем кассаре о двух конях и мальчишке-рабе тех, кого надлежит вязать и на ближайший пост военной стражи везти.
- А откуда вы знаете, что это предписание всюду разослали? - без особого интереса спросил Митька. - Вы же сами его не видели.
- Мне не обязательно видеть, - парировал кассар. - Я знаю. Даже текст его знаю. А как, откуда, почему - не твоего ума дело. Лучше вон сумками займись, котел достань, сушеное мясо, лепешки...
Митька молча направился к лошадям.
Вечерело. Пыльное, похожее на перезрелый помидор солнце медленно вязло в неровной линии холмистого горизонта, низко над землей с протяжными криками метались черные птицы лиу-глау, "травяные стражи" по-местному. Митька уже знал, что если они летают низко, то это к скорой перемене погоды. Только пока ничего эту перемену не предвещало. Несмотря на закат, было по-прежнему жарко и душно. Хотя порванное млоэ было аккуратно зашито (кассар, ко всему прочему, оказался еще и мастер орудовать иголкой с нитками), сейчас Митька не стал его надевать. Ограничился куском легкой темной ткани, из которого соорудил нечто вроде набедренной повязки. Чтобы все-таки не ходить уж совсем дикарем. Хотя кто его сейчас мог видеть - кроме разве что кассара? А того Митька уже не стеснялся.
Иссеченная спина еще побаливала, но вполне терпимо. Чудодейственное зелье из флакона сняло не только боль, но и чуть ли не мгновенно заживляло раны. Харт-ла-Гир сказал, что через день-два останутся лишь розовые рубцы.
- Что же вы меня этим раньше не мазали? - сварливо поинтересовался Митька. - Когда прутьями пороли?
- Тогда нужно было, чтобы ты осознал свое положение, - невозмутимо отвечал кассар. - Чтобы приучился вести себя подобно рабу... чтобы никто не заподозрил, кто ты такой на самом деле. Я ведь думал, мы надолго задержимся в городе... Кстати, соком травы лиу-мен-кьяну я однажды тебя уже лечил... тогда, после клеймения.
- А оно, клеймо и вправду останется навсегда? - грустно спросил Митька. Особой разницы, впрочем, не было - что с клеймом, что без клейма, в этом чужом мире ему одинаково паршиво. Что же касается возвращения - чем дальше, тем больше надежда усыхала, съеживалась змеиной шкуркой.
- Разумеется, нет. Против сока травы лиу-йар-мингу есть другая трава, лиу-гуан-тмаа, только о ней мало кто знает. Когда потребуется, смажем твое клеймо - и за пару дней оно сойдет, точно и не бывало. Кто знает, как сложится наша судьба в дальнейшем... под кого придется тебя маскировать.
- То есть раб - это всего лишь маскировка? - присвистнул Митька. Что же вы сразу не сказали?
- А зачем? - пожал плечами кассар. - Тогда бы ты стал играть в раба, притворяться им - и все, кто зорок, быстро бы тебя разоблачили. Нет, ничего нельзя было говорить, ты должен был поверить, что все это и вправду. Должен был вести себя как раб, думать как раб... Только это дает неуязвимость. Потом, сам смотри. Раб не привлекает к себе особого внимания, раб не общается с теми, кто по особенностям твоей речи, по выражению глаз, по жестам и походке может заподозрить неладное. Будь все как мы рассчитывали - так бы и жили с тобой в городе, и ты был бы в безопасности.
- Если не считать прутьев, - ядовито заметил Митька.