— Нет! — вскрикнула она, не дав ему договорить. — Нет! Слышишь? Я не хочу! Я жить хочу! И мы будем жить! Ты веришь мне? Я сердцем чую: мы будем жить!
— Успокойся, — он взял ее руку, прижал к своим глазам. — И не кричи так. В голове шумит.
— Прости. Но ты же сам сказал: что-нибудь придумаем. Выберемся мы с этого проклятого острова. Мы же здесь как в мышеловке. Неужели ты не понимаешь?
— Понимаю.
— А все я виновата, я, я…
— Не кори себя. Никто не виноват. Приляг, ты вся дрожишь. Ну, слышишь? И не бойся. Я тебя не трону. Спи…
Он прикрыл ее своей шинелью, сам сел у входа в окоп, закурил. Луна уже высоко поднялась над озером, отражаясь в воде огромной рыбой. А еще в воде отражались звезды; они мерцали, шевелились как живые, и оттого казалось, что в воде их гораздо больше, чем на небе.
— Прости меня, — прошептала Лена. — Простишь, Шура?
— Да ладно тебе…
Больше они не сказали друг другу ни слова до самого рассвета, хотя не спали, а на рассвете…
Лена первой уловила в тишине утра какие-то неясные торопливые всплески.
— Слышишь? — насторожилась она.
— Ничего не слышу. Волна бьет в берег.:
— Нет, не волна. Плывет кто-то. Слышишь? Веслами по воде…
— Туман откуда-то взялся. Ничего не видать.
Они стояли на берегу и до боли в глазах вглядывались в утреннюю наволочь тумана. Туман разрывал границу между водой и небом, окутывая озеро в белесый пар. И вдруг в этом зыбком, белесом зачернели темные пятна — лодки. Они шли широко, полукольцом оцепляли остров.
— Может, наши? — с надеждой прошептала Лена, оглядываясь на лейтенанта. Тот, не отвечая, вытащил пистолет, приготовился.
— Подожди, не стреляй, — попросила Лена. — А вдруг наши?
— Сейчас узнаем.
Лодки уже обозначились настолько, что их легко можно было пересчитать.
— Одна, две, три… пять, — принялась считать Лена, возбужденно и радостно глядя на лейтенанта. — Конечно же наши! Слышишь, как плывут осторожно…
— Ложись! — приказал лейтенант.
Они не успели упасть в песок, как из передней, наплывающей из тумана лодки донесся хриплый полусонный голос:
— Русс, сдавайсь!
Лена растерянно оглянулась, словно не понимая, и вдруг закричала тоненько, пронзительно.
— За мной! — приказал лейтенант и, вскочив, побежал к соснам. Они залегли в окопе, не спуская глаз с приближающихся лодок.
— Ну, стреляй, стреляй! — шептала Лена, вцепившись лейтенанту в рукав. — Чего ты ждешь, Шура?!
Немцы тоже не стреляли, зато со всех лодок, будто по чьей команде, донеслись гогот, свист, улюлюканье.
— Ой! — простонала Лена, и глаза ее наполнились ужасом. — Они ведь нас живыми хотят взять. Понимаешь? Живыми… — Она обняла лейтенанта и начала исступленно его целовать. — Шура… Шурочка…
Лейтенант оттолкнул ее — она мешала ему целиться — выстрелил. Передняя лодка слегка качнулась, и что-то большое, грузное, перевалясь через борт, плюхнулось в воду.
— Ага, гад, захлебнулся!
А лодки уже шаркали днищами о песок, и немцы выпрыгивали из них прямо в воду. Лейтенант выстрелил еще раз — один из бегущих упал, но остальные продолжали бежать, не переставая свистеть, кричать и улюлюкать.
— Боже мой, они же меня… будут мучать! — прошептала Лена. — А я… А я… Дура!
Задыхаясь от слез, она все целовала и целовала лейтенанта, тут же, на виду у немцев — под их гогот и улюлюканье. И тут сквозь весь этот грохот и шум лейтенант услышал над своим ухом тихое, просящее:
— Шура, убей меня… Шурочка!
Он испуганно оглянулся: Лена стояла на коленях и тянула к нему руки с худенькими дрожащими пальцами, а в глазах, полных слез и отчаяния, было столько мольбы:
— Если любишь — убей! — Лена зажала руками свое лицо, тело ее мелко дрожало от рыданий.
Вдруг стало тихо, хотя свист, крики и улюлюканье все приближались, но они отодвинулись куда-то далеко-далеко, а здесь, рядом, была только Лена, ее руки, ее глаза, ее губы. И губы эти шептали:
— Значит, не любишь, не любишь, не любишь…
— Люблю…
Она не услышала выстрела, лишь ощутила, как что-то легонько толкнуло ее в грудь, как раз в то место, где рвало гимнастерку готовое выскочить из груди сердце. А над островом, над озером, над землей, над всем миром качнулось и поплыло эхо, словно где-то далеко-далеко отозвались звоном колокола…
Веселухинские затинки
Как я попала в Веселуху
Я совсем недавно живу в Веселухе, всего четвертый год, но настолько полюбила ее, что порой мне кажется: я тут родилась. А открыла я деревню совершенно случайно. Поехала в лес за ландышами и заблудилась. Полдня плутала по лесу, из сил выбилась, села отдохнуть и вдруг услышала далекий собачий лай. Он и привел меня в небольшую деревушку, всю в яблоневом цвету. Сады цвели так пышно, что из-за них не было видно даже изб. Особенно меня поразил один сад: яблони, вишни, сливы цвели в нем, кажется, всеми оттенками, начиная с белого, через розовое, до ярко-красного. Еще ни разу в своей жизни я не видела такого буйного цветения. Будто спустилась на землю небесная радуга.
Как околдованная стояла я перед садом, пока не почувствовала, что рядом кто-то стоит еще. Это оказалась худенькая старушка в платочке горошками.