Круглая Радуга (ЛП)

(6) (День Вознесения и жертвы. Блюдётся повсеместно. Обжаривается жир, окропление кровью   подгорает в солоновато-коричневый…) Ты делал Шарлотвилского подсвинка, голубчик, Форестхилского жеребёнка, голубчик. (Отсюда и далее стихая…) Ларедского ягнёнка. Голубчик. О-го. Погоди. Что такое, Слотроп? Ты никогда не делал парня из Кеноши. Очнись, Слотроп.

Мой кулак уже торчком,

Не злись,

Запишись,

Вва-ли, Слотроп!

Джексон, это похуй мне,

Покажь значок, что ты был на войне,

Вва-ли, Слотроп!

Меня тут не любят, не могут понять,

Лишь ищут куда бы ещё послать...

Голову мне продырявь, в мозги мои вставь провода,

Вену проткни иглой,

Слотроп, очнись, манда!

ПРПУК: Сегодня мы хотим немного подробней поговорить о Бостоне, Слотроп. Помните в прошлый раз нами затрагивались  негры в Роксбери. Мы понимаем, что вам это не слишком приятно, однако постарайтесь, соберитесь. Итак—где вы. Слотроп? Вы что-нибудь видите?

Слотроп: Ну не совсем  чтобы так вижу…

С рёвом по эстакаде подземки, направлением  в Бостон, сталь и углеродный саван на древней кирпичной кладке—

Этот ритм словил меня,

О, бэби, этта свинг, свинг, свинг!

Меня словил, ей-ей,

Типа весь-целый-мир-вокруг поёт лишь для тебя,

Столь-сладких-звуков не слыхал я в жизнь,

Таких нет даже за углом, на Бейсин-Стрит, держись!

Мы в этом ритме, крошка, сбацаем немножко,

Нет, лучше ты во всю крутись

И делай свинг, свинг, свинг,

Давай же, крошка… вжарим… свинг!

Чёрные лица, белые скатерти, мерцание очень острых ножей под боком  тарелок… дым табака и «плана» густо смешаны, глаза на лоб лезут, надыхаешься этай дури дак аж мазги утюжит, с ходу, бу спок!

ПРПУК: Это было «бу спок», Слотроп?

Слотроп: Да ладно вам, парни… чё вы так вот сразу…

Белые ребята из колледжа, орут заказы группке джазменов на возвышении. Голоса из восточных частных школ, выговаривая «жопа» чуть округляют губы и выходит жииопя… они оттягиваются, отрываются. Аспидистры, здоровенные филадендроны, широкие зелёные листья и джунглевые пальмы свисают в полумрак… пара барменов, один очень светлый Западно-Индианец, хрупкий, с усиками, его напарник по беготне, чёрный как рука в вечерней перчатке, бесконечно снуют перед глубоким океаническим зеркалом, что заглотило большую часть зала в свои металлические тени… сотня бутылок на миг удерживают свой отблеск, прежде чем тот отплывает в зеркало… даже если кто-то пригнётся прикурить сигарету, пламя отражается возвратно как тёмная оранжевость заката. Слотропу даже различить не удаётся  своё белое лицо. Какая-то женщина поворачивается взглянуть на него от стола. Её глаза говорят ему, мгновенно, что он из себя представляет. Губная гармошка торчком из  его кармана утяжеляется к медной инерции. Лишний груз. Дурацкая принадлежность. Но он без неё никуда.

Наверху, в мужской уборной Бального Зала Роузленд он умлевает коленопреклонённый пред туалетным унитазом, выблёвывая пиво, гамбургеры, домашнее печенье, фирменный салат с Французским соусом, полбутылки Мокси, послеобеденные сладости, плитку Кларка, фунт солёного арахиса, и целку одной девушки из Радклифа, старомодной. Без предупреждения, пока слёзы струятся из его глаз, ПЛЮХ! выпадает гармошка в, ййееееххк, отвратную дыру! Мгновенно пузырьки выскальзывают  вдоль её блестящих боков кверху, вдоль коричнево деревянного края, кое-где с лакировкой, где-то повытертом губами, эти мелкие серебряные зёрнышки разбухают по ходу спуска гармошки в белокаменную шейку матки и в ночь нижеследующую там внизу… Настанит день и в армии США он получит рубахи, карманы которых можно застегнуть, но в те довоенные дни ему оставалось лишь полагаться на крахмал в своих белоснежных Эроу, чтобы тугие карманы удерживали содержимое от… Но нет же, нет, дурак, гармошка выпала, помнишь? Нижний регистр запел на мгновенье, ударившись о фаянс (где дождь стучит в окно, и через вент-канал наверху   под листовым железом на крыше: холодный дождь Бостона) и поперхнулся водой в полосах финальных, жёлчно-коричневых разводов его рвоты. Уже не вернуть. Либо прощайся с гармошкой, своим серебряным шансом на песню, или отправляйся вслед.