Круглая Радуга (ЛП)

Потом он их сбрыкнул, оставляя захват последнего негра наверху позади и – свободен, скользкий как рыба, его девственная жопа спасена. Тут кто-то может сказать, ого! благодари Бога за это, а другие прокряхтят, эх жаль, но Слотроп не сказал ни так: ни эдак, потому что он ничего так особо не чувствует. А и его потерянную гармошку всё ещё нигде не видать. Свет тут, внизу, тёмно-серый и довольно слабый. Уже какое-то времени он различает говно накрепко укоренившееся по сторонам этого керамического (на данный момент уже металлического) тоннеля, в котором   он тоже: такое говно невозможно смыть, смешанное с минералами жёсткой воды по ходу всего натужно коричневого моллюско-витого маршрута, узоры полные значений, придорожные рекламные знаки туалетного мира, привязчиво липкие, крипто-глиптика, эти формы выпячиваются и сглаженно отстают пока он так и движется вдоль длинно-туманной линии канализации, звуки «Чероки» всё ещё очень глухо пульсируют над головой, провожая его к морю. Он обнаружил, что способен опознавать какие-то из говённых отметин, явно принадлежащих тому или иному гарвардскому приятелю из числа его знакомых. Какая-то часть, конечно же, должно быть негритянское говно, но оно всё такое похожее. Оба-на, а вот это уж наверняка «Проглота» Бидла,  с той ночи как мы ели чоп-суей в "Промашке Фью" потому что тут вон те бобовые ростки и даже отдаёт тем же соусом из дикой сливы… похоже, некоторые чувства явно обостряются… ух-ты… "Промашка Фью", это ж уже сколько месяцев тому назад. А и вот от Дампстера Виларда, с ним недавно запор приключился, не так ли—вон то чёрное говно противное как резина, что однажды откристаллизируется навсегда до тёмно-янтарного. В этих приглаженных, цепких мазках по стене (что реверсивно излагают степень своей сплочённости) он может, уже настолько небывало говно-чуткий, прочитывать былые муки перенесённые нутром бедняги Дампстера, что пытался покончить с собой в последний семестр: дифференциальные уравнения никак не складывались для него ни во что элегантное, мать в шляпке с короткими полями и в шёлковых гольфах наклонилась через стол Слотропа в "Большом Жёлтом Гриле" Сиднея докончить за него бутылку канадского эля, девушки Редклифа, что его избегали, чёрные профессионалки, которых ему разрекламировал Малкольм, а те причиняли ему эротическую жестокость за доллар или насколько получалось выдерживать, или, если чек Мамы запаздывал, на сколько он мог себе позволить. Торчащий позади, вверх по течению, барельеф от Дампстера теряется в сером сумраке, а Слотроп пока что минует меты Вилла Стониблока, Джо Питера Питта, Джека Кеннеди, сына посла—нет, но где  к чёртям сегодня этот Джек? Если кто-то и мог спасти тогда  гармошку, так это уж точно Джек. У Слотропа к нему восхищение стороннего—такой спортивный, и добрый, и один из самых уважаемых парней на курсе Слотропа. Хотя глупо, конечно, что так получилось. Джек… смог бы Джек перехватить её, хоть как-то,  выскочившую, нарушить закон притяжения? Где-то тут, в этом проходе к Атлантике, запахи соли, водорослей, разложения доносятся к нему издали, как и звук прибоя, да, похоже, Джек смог бы стопудово. Ради всех несыгранных мелодий, миллионов блюзовых строк, ради нот вопреки официальным частотам, всех тех вывертов, на которые у Слотропа вообще-то не хватало дыхания… ну пока что нет, но однажды…  по крайней мере, если (когда…) он найдёт инструмент, тот будет хорошенько увлажнён, намного легче извлекать звуки. Утешительная мысль, чтобы нести с собой уносясь по канализации.

Так взгляни на меня,

Хоть один только раз,

В унитаз,

Вот дурак попался,

Только бы не начал ссать

Дирли тирли трали рался

И в ту же секунду донёсся этот страшенный плеск выше по линии, шум нарастает как мощный прилив, вздымая плотную волну говна, блевотины, туалетной бумаги, мелкого дерьма, что присыхает на волосне вокруг жопы, в умопомрачительной мозаике, мчит на паникующего Слотропа, как поезд столичной подземки на свою жертву. Бежать некуда. Оцепенев, он уставился назад через плечо. Высокий гребень, развевающий за собой длинные усики говнобумаги, эта цунами настигает его—ГААХХ! он пытается в последний момент улизнуть дохленьким брассом, но цилиндр отходов уже саданул, тёмный как холодный говяжий студень, по его позвоночнику, смёл, бумага охлёстывает, обворачивает его губы, ноздри, всё пропало и пропахло говном, покуда ему приходится смаргивать микро-какашки с ресниц, это хуже чем когда тебе всадят  торпеду япошки! коричневая жижа прёт дальше, унося его беспомощного… похоже, он кувыркается как попало—хотя трудно сказать, в этом тусклом урагане говна глазу не за что зацепиться…   временами об него трётся колючий кустарник, а возможно густые низкорослые деревца. Пришла мысль, что как-то уже не ощущает твёрдости стен после того, как закувыркался, если именно это он делает.