Круглый дом

– Симпатичные стеклышки, – процедил дядя Уайти, глядя на нее исподлобья. Потом, когда она отвернулась, его взгляд изменился, стал колючим, злым. Ее синие джинсы тоже выглядели как только что купленные и облегали ее бедра так туго, что заставили меня вспомнить цитату из книжки Уайти: гибкие лапы хищно задрожали в предвкушении чего-то там…

Мы залезли в пикап. Но Уайти не включил магнитолу. На полдороге к городу Соня протянула руку к приборной доске с намерением нажать кнопку кассетника, но он шлепком отбросил ее руку от панели настроек. Я сидел позади него, и все произошло у меня на глазах.

– Так, – сказала Соня, обернувшись ко мне, – наш Уайти сегодня не в духе. У него похмелье.

Тот сидел, злобно сжав губы, и неотрывно смотрел на дорогу.

– Ага, похмелье. Но не то, о котором ты подумала.

Дядя Уайти умел плеваться, как отъявленный рецидивист – длинным точным плевком врастяжку. Словно он долгое время только и знал, что тренировался плевать в цель. Он выпрыгнул из пикапа, хлопнул дверцей, сплюнул, наподдал ногой по звонкой канистре и зашагал прочь, хотя кто-то уже стоял около колонки. Соня пересела за руль, припарковала пикап и открыла дверь АЗС. Она не глядя отдала мне ключи от бензоколонок и попросила обслужить клиента. И это была вторая неприятность.

Где-то я уже видел этого парня. Лицо его показалось мне знакомым, хотя лично я его не знал. У него были гладкие, правильные черты лица, хотя красивым я бы его не назвал. Белый, с глубоко посаженными глазами, каштановыми волосами, рослый, крупного, но в то же время дряблого телосложения, прилично одетый: белая рубашка, коричневые штаны на ремне, кожаные ботинки на шнурках. Длинные волосы гладко зачесаны за уши, так что виднелись следы от расчески. У него были до странности маленькие аккуратные уши, изогнутые словно раковина улитки и прижатые к голове. Губы тонкие, красные, точно у него была высокая температура. Когда он улыбался, я видел его зубы, белые и ровные, как в рекламе услуг стоматолога.

Я подошел.

– Полный бак! – бросил он.

Я убрал заглушку бензопровода и стал заливать бензин в бак. Потом помыл ему стекла и спросил, не надо ли проверить уровень масла. Его машина – старенький «додж» – была покрыта плотным слоем дорожной пыли.

– Не-а! – добродушно протянул он. И начал отсчитывать пятерки из толстой пачки банкнот. Протянул мне три.

– Моя тачка сожрала почти весь бензин. Я всю ночь гнал. Как вообще жизнь?

Иногда взрослые узнают тебя в лицо и ведут себя так, будто они старые знакомые. Хотя на самом деле они знают твоих родителей, или дядю, или когда-то учили в школе твоего родственника. Это сбивает с толку. Но к тому же он был клиентом, поэтому я держался с ним вежливо, поблагодарил, сказал, что все в порядке.

– Это хорошо! – кивнул он. – Говорят, ты хороший парнишка.

Теперь я вроде понял, что он за фрукт. Хороший парнишка? За это лето второй белый говорит мне эти слова. И я подумал: «Ох, испортят они меня!»

– Знаешь, – он сумрачно посмотрел на меня, – хотел бы я иметь такого сынишку, как ты. Но детей у меня нет.

– Да, жалко, – сказал я таким тоном, словно имел в виду прямо противоположное. Он снова поставил меня в тупик. Нет, не смог я его раскусить.

Он вздохнул.

– Спасибки. Не знаю, не знаю. Наверно, это же классно – завести семью. Очень мило! Любящая семья дает тебе преимущество в жизни. Даже у индейского паренька вроде тебя может быть хорошая семья, и это твое преимущество для удачного старта в жизни. И, может быть, это преимущество даст тебе возможность уравняться с белым пареньком твоего возраста, у которого нет любящей семьи. Понимаешь?

Я повернулся и собрался уходить.

– Вот такой он я. Вечно болтаю и болтаю. Но! – Он высунул руку и хлопнул ладонью по дверце. – Говори, что хочешь, но ты – сын судьи!

Тут я резко развернулся.

– У моей сестренки-близняшки – любящая индейская семья, и уж как они о ней заботились в трудные для нее времена!

Он отъехал, а я, вспомнив, что мне рассказывала Линда, понял, что это был Линден Ларк.

Мне захотелось уйти домой. Я был зол на дядю Уайти. По его милости я продал бензин врагу. Да и Соня меня беспокоила. Она вышла из здания, жуя жвачку. И в такт движению челюстей ее сережки болтались и поблескивали. Она зачесала волосы наверх и собрала их в пушистый конус ярко-розовыми эмалевыми заколками. Джинсы сидели на ней как вторая кожа.

Утро тянулось нескончаемо. Мне пришлось остаться, потому что Уайти отлучился. Около одиннадцати вернулся, и я понял, что он пропустил в баре бутылку-другую пива. Чтобы насолить ему, Соня притворилась, будто не замечает ни его нежелания с ней разговаривать, ни того, что он уходил, а теперь вернулся.