Круглый стол на пятерых

Они взяли ее под руки и повели к остановке. Автобус было тронулся, но шофер увидел, остановился. Они усадили растерявшуюся старуху на переднее сиденье, а сами отошли в сторону, чтобы не мешать на проходе. Но бабушка, увидев вокруг себя незнакомых людей, забеспокоилась, зашамкала, пока не разглядела — слава тебе господи, — того большого с той барышней. Обрадованно погрозила им крючковатым пальцем и передвинулась ближе — а то упустить можно из виду.

У здания милиции они снова подхватили ее под руки и вышли навстречу расступившейся толпе. Старушка немощно семенила, стучала палкой по тротуару.

Дежурный милиционер некоторое время не поднимал головы, ворошил бумаги, мял сигарету в переполненной пепельнице.

— Так, — сказал он, оценив наконец обстановку прищуренным взглядом.

Глушко объяснил, зачем они пришли.

— Гражданочка, как ваша фамилия? — привычно приступил к делу милиционер.

Гражданочка закивала головой и повернулась к Глушко. Тот, чувствуя себя переводчиком, во всю мощь голосовых связок повторил вопрос. Она что-то прикинула в уме и вдруг сморщилась, заплакала в голос, без слез.

— В тупру, — всхлипывала она, — церква… батюшка больно гоже спел… Ан вышла проулком-то… перебуровилось в голове…

— Была в церкви и заблудилась, когда вышла, — перевел Глушко в упрощенном варианте.

Милиционер написал вопрос на бумажке крупными печатными буквами, но бабушка, не глядя, обрадованно спрятала грамотку в карман.

— Ее надо в детскую комнату, — махнул рукой милиционер, — все равно что дитё малое, там они могут…

— Адрес? — не унимался Глушко. — Фамилия?

— И-их! — вздохнула старушка, убирая волосы под платок. — Кабы знать-то… Запамятовала — глазоньки лопни, святых не видать!..

— Черт! — не выдержал Глушко. — Фамилию забыла! Пускают же родственники такого человека в церковь!

— Вот в чем вопрос! — подхватил милиционер. — Ее могут не затребовать, а куда я дену гражданочку? У нас не предусмотрено.

— В Богдановский дом престарелых, — подсказал Глушко.

Милиционер с сомнением почесал голову:

— Волокита!

— Как же так? — вступилась Алла, — Может, ее кто ждет?

Она подошла к старушке и, сделав рупором ладони, в самое ухо крикнула:

— С кем живете? Сын, дочь?

— Дочь, дочь, — довольно ясно прошамкала старуха и с уважением посмотрела на девушку.

— Ну-ка, ну-ка! — приободрился милиционер. — Фамилия дочери?

— Фамилия как дочкина? — Крикнула Алла. — Зовут как дочку?

— Катя, Катя, — как же? — вроде даже обиделась. — Катерина Кропотова, дай бог ей здоровья…

— Ого! — удивился милиционер. — Это уже кое-что.

Он куда-то позвонил и через несколько минут ему ответили, что Екатерина Ивановна Кропотова проживает на Тургеневской улице, а вместе с ней живет ее мать Ефросинья Павловна Минаева.

Милиционер торжественно потряс бумажкой и передал ее Алле для осведомления гражданочки.

— Помнит фамилию дочери, а свою не помнит! — воскликнул Глушко. — Живет с дочерью…

Алла, уже приспособившись к трудному уху старушки, сообщила ей ее фамилию и адрес. Бабушка недоверчиво посмотрела на девушку.

— Ты никак цыганка? — спросила. — А белая больно… Блондинистая.

Поблагодарив молодых людей, милиционер пообещал им доставить гражданочку к самой что ни на есть квартире.

— В общем-то это грустно, — вздохнул Саша, когда они вышли.

Не все матери помнят о своих детях, хотел он добавить, но не добавил, только коротко взглянул на Аллу.

— Бедный мой, а ты жил без мамы! — порывисто прошептала девушка и прижалась к его плечу.

Он промолчал, а она опять шепнула:

— У нас будет девочка и мальчик. Хорошо?

— Договорились. С мужчиной на этот счет легко столковаться…

— Глупый, я серьезно…

Дарья Петровна суетилась, бегала на кухню без надобности, ждала — вот-вот дети подойдут, а их все не было. Надо бы и винца гостю поставить, да не думала о таком случае, а запасов пока не водится.

С полгода, как не видела она Георгия Александровича, и потому очень заметны перемены в его лице — не к лучшему изменился, сдал, нелегки, видно, его заботки.

— Должны бы скоро подойти, а вот нет, — вздохнула она и уселась на минутку перед гостем на краешек стула.

Глаза только у него прежними остались — темные и живые, во всё вникают. Таким он и был на железной дороге, когда Дарья Петровна там работала. И потом таким остался, когда выше пошел, а она уже не служила там, в район уехала от позора, какой на нее наклепали.

— Да вы не беспокойтесь, — сказал Литвиненко, — в другой раз увидимся, на свадьбу приеду непременно.

— Очень вас просим, Георгий Александрович, дорогим гостем будете!

— Какой там дорогой гость! — отмахнулся он. — Задолжали мы вам, надо расплачиваться за много лет невнимания и… жестокости.