Круглый стол на пятерых

Нет, не могу, я скоро уйду. Сына нет, они гуляют.

А зачем я тебе понадобилась? Впрочем, какое мне дело?..

Об этом мы не один раз говорили. Сын не заметит твоего отсутствия.

Мое одиночество? Когда теряешь близких — это одиночество, а когда чужих…

И еще что-то говорила, заученное и почти беззлобное. Положила трубку и прошла в комнату тети. Там все было прибрано, и кресло, как всегда, стояло посредине. С самого раннего детства Тоня помнит это массивное, похожее на трон, кресло. Вера Игнатьевна любила в нем читать письма от сестры.

«Антонина! — кричала она. — Разыщи мне очки, будем читать письмо от Белки».

Мама Белка, мама Белка, приговаривала Тоня и хлопала в ладоши. Так звали маму в детстве. Она была беленькой и кудрявой и ни в чем не уступала мальчишкам. И потом, во время войны, когда она высаживала десант в Феодосии, ее даже в газетах называли Белкой.

От Белки письма приходили короткие. Она горевала, что семья разбросана: близнецы Женя и Жора у бабушки, Тоня с тетей совсем в другом конце страны. Отец летает. Ничего, скоро кончится война.

Папа погиб в сорок пятом году. Тетя читала телеграмму от сестры и плакала. В массивном кресле вздрагивали ее плечи, покрытые платком.

После войны они ненадолго собрались вместе. Мама приехала в морской форме. Бабушка привезла повзрослевших Женю и Жору. Только отца не было. Потом мама уехала на Восток и взяла с собой сыновей. Летним вечером тетя, сидя в кресле, развернула телеграмму и уронила на пол очки. Тоня подняла оправу, в ней остался треугольный кусочек стекла.

Она слишком хорошо плавала. Ее и прозвали Белкой, потому что девчонка однажды подплыла к пароходу и уцепилась руками за колесо. Мальчишки говорили, что она крутилась, как белка в колесе.

Она хорошо плавала. Держала Жору и Женю на руках, а корабль погружался. Даже в такой шторм у нее не было сомнений, что она спасет своих детей, никому не отдала их.

Капитан уходит с корабля последним. Трое уходили с корабля последними: мать и ее дети.

Она слишком хорошо плавала. Когда шлюпку перевернуло, она еще некоторое время держалась на воде с детьми.

Много месяцев спустя Вера Игнатьевна успокаивала ее: ты осталась жить для своего последнего ребенка, для Тони.

Мама была совсем, седой. До конца жизни она не простила себе свое спасение.

Фотографии. Спокойный, мамин голос. Скрип папиных ремней и запах кожаного пальто. Внимательные взгляды Жоры и Жени, для которых сестра не успела стать близким человеком. Больше ничего не осталось от большой и счастливой семьи.

Тоня толкнула кресло, и оно скользнуло по паркету к самой стене. Кресло ни в чем не виновато, но Тоня ненавидела его. Оно толстокожее, равнодушное, в нем умирала мама. Тоня уговаривала тетю переехать в Москву сразу же после смерти мамы, но тетя не захотела: кончай университет, потом посмотрим.

Наверное, с отчаяния молоденькая студентка не разглядела в Васильеве того человека, который открылся ей позже. В Москве у него никого не было. Он сумел добиться перевода сюда, хотя ей не хотелось возвращаться в этот город.

Мама Белка, мама Белка, ничего ты не знаешь, ничем не поможешь…

Из кухни потянуло пригорелым. Выключая газ, Тоня посмотрела на часы. Скоро придет Сережка.

Когда раздался звонок в коридоре, она мельком оглядела себя в зеркале и вытерла слезы.

На площадке стояла молодая женщина. Они сразу узнали друг друга.

— Вы удивлены? — спросила гостья.

Тоня пригласила ее в комнату. Женщина села грациозно, как перед роялем.

— Мы могли бы поговорить в вагоне, если бы знали, — сказала она.

Тоня подумала об этом же. Может, ее решение уехать созрело раньше, знай она, с кем едет. И не было бы этого разговора.

— Я прочитала вашу статью. Вы близко к сердцу принимаете судьбы медицины и… медиков, — проговорила Великанова улыбаясь.

Она достала сигарету. Тоня открыла окно, убрала белье сына и поставила утюг за шкаф.

— Я ошиблась? — спросила Тамара.

Тоня выпрямилась. Пока она не знала ее, отношения с Великановым осложняло чувство вины перед женой Николая — женщиной, безусловно, несчастной, что бы там между ними ни происходило. В глазах посторонних людей женщина может быть виноватой или невиновной, но в своих глазах она бывает счастливой или несчастной. И сейчас Тоня почувствовала какое-то облегчение, словно в их отношениях что-то упростилось и не шло больше в счет. Перед ней сидел человек, способный постоять за себя.

— Вы пришли задать этот вопрос?

Великанова наконец закурила.

— Простите, я была недостаточно тактичной. Но… ваш вопрос тоже не очень любезен. Теперь мы, кажется, квиты?

Платье на ней было со смелым вырезом. Великанова из тех женщин, которых нельзя заставить открыть себя меньше, чем требует мода.

— Хотите чаю? — предложила Тоня.

— Нет, спасибо, не беспокойтесь.

Великанова поискала глазами пепельницу. Тоня протянула руку к столику и подала раковину.

— Спасибо, — опять поблагодарила гостья. — У вас, кажется, есть ребенок?

— Есть.

— Вы очень молоды. Наверное, вам трудно, но по крайней мере, вы не чувствуете себя одинокой.

— Скоро придут. Сын гуляет с тетей.