Кругосарайное путешествие

Никита, их ровесник, брал уроки у знаменитого скрипача, уже участвовал в престижных конкурсах и на даче играл каждый день, утром и вечером, прям как чёрный раб. Вчера, когда Филя с Арсом возвращались из магазина на велосипедах, они наткнулись на Никитиного отца (он тоже, между прочим, скрипач). Дядя Андрей ехал на велосипеде им навстречу. Остановился. И они остановились – из вежливости. Ну, в общем, он похвастался, что Никита в первый раз выиграл конкурс и даже «огрёб» премию в сколько-то там тысяч рублей.

Теперь Арс сплюнул и со злостью посмотрел в сторону Никитиного участка.

– И какое мне дело до его конкурсов и до его бабла? И мама всё тычет: «Слышишь, играет?». Слышу – лучше б не слышал. Что толку-то, если он, кроме скрипки этой своей, вообще уже ничего не видит? Раньше хоть о чём-то можно было поговорить. А теперь – отстой полный! Собаку он нашу, видите ли, боится. Девчонки какие-то, дуры, к нему на день рожденья ходят. Сю-сю-сю, Никит, сыграй… Чтоб я ещё кода-нить к нему пошёл!

– Ладно, хватит. Ты тоже со своим Рембрандтом не расстаёшься. Единственный свет в окошке он у тебя. И ещё этот… Анонимус Фрэнч.[2] Давай на речку?

– Ла-а-дно.

Выкатили велосипеды. По дороге Арс спросил Филю:

– Как думаешь, кто круче: Достоевский или Марина Петровна?

– Ты чего, совсем?

– А что? Мама говорит, Марина Петровна когда-то всему посёлку телефон сделала. Чернику, мёд, молоко козье всем достаёт. Всё на ней держится.

– Ну… я так не считаю. Марина Петровна – она для нас. А Достоевский для всех – кто сейчас, кто был и кто ещё потом будет.

– Ага.

Когда они подъехали к речке, было уже часов девять вечера. Жара спала.

Отсюда начинался крутой спуск. Песчаная тропинка подпрыгивала на буграх между кривыми низкорослыми соснами. На велике – тот ещё слалом.

Но сейчас Арс остановился наверху обрыва как вкопанный.

– Вау! – закричал он. – Смотри!

Филя так резко затормозил, что чуть не слетел с велосипеда. Перед ними был обычный пейзаж: причудливо извитая речка внизу, затянутые ряской камышовые болотца, маленькая церковь на дальнем бугорке, с левой стороны лес, с правой – дома.

Но казалось, что видят они его в первый раз. Фоном были неведомо откуда взявшиеся чернильного цвета тучи. Но тьма их, стоявшая плотной стеной, сталкивалась с потоком золотого закатного света, заливавшим всю равнину.

– Ну да, правда, – сказал Филя. – Такого ещё не было.

– Да это же Эль Греко! Ты что? – вопил Арс. – Не, чего же делать-то?!

– Как чего? Мы плавать не будем, что ли?

– Ща, подожди.

Арс достал из прикрученной к рулю корзины небольшой блокнот и коробку с сангиной.

– Я быстро. – Он стал быстро набрасывать весь пейзаж. – Эль Греко ведь не снилось! Слушай, что-то сейчас не тянет, поехали назад?

Когда приехали, уже зажглись звёзды. Арс принёс на веранду холст, краски с растворителем, неотмытую засохшую палитру, достал из велосипедной корзины блокнот с наброском – и начал.

Окно веранды было раскрыто в сад. С Никитиного участка опять доносились звуки. Только теперь это были не гаммы, а «Полёт шмеля».

Огромный золотой шмель носился в тёмном воздухе по всему их саду, вился над мамиными цветами, над верхушками сосен, над пейзажем Эль Греко!

– Чёрт! Хорошо играет ведь!

– Ну а я что тебе говорил? – отозвался Филя.

– Ладно, завтра сходим к нему?

– Да я-то не против, сходим, конечно…

Шуты

Букет, который сам себя собрал,
Похож был на рубин и на коралл,
На россыпь драгоценную камней,
Но только драгоценней и нежней.
И в темноте светился он – не гас,
Смотрел на мир зрачками многих глаз,
И плакал, и смеялся, и дышал,
Но главное: он сам себя собрал!

День просмотра всегда чем-то смахивал на Новый год – суета, беготня, хаос разбросанных работ, и потом огромный разноцветный серпантин расползается по всем этажам и переходам школы. Работы выкладывались на полу. Подкладкой служили, как правило, рулоны старых обоев, вывернутых белой стороной наружу. Иногда – листы ватмана.

Накануне все носились с папками, всклокоченные и дурные, оставались после уроков, что-то судорожно дописывали, приклеивали на паспарту…

Борода, проходя по коридорам, зловеще постукивал своей заслуженной тростью с загнутым концом, и взгляд его ярко-синих глаз из-под лохматых рыжих бровей становился всё пронзительней.

Только Арс сохранял олимпийское спокойствие. Совсем недавно у него пропала в школе папка со всеми набросками. Трёхдневные поиски ничего не дали – и вот наступило спокойствие отчаянья. «Двойка обеспечена, но на просмотре жизнь не кончается», – сказал он Филе.

С Бородой преподы всегда спорили до хрипоты, впрочем, как и друг с другом, но последнее слово чаще всего оставалось за ним.