– Конечно рада, – сказала плутовка, прекрасно разыгрывая свой маленький спектакль, чтобы выведать побольше.
– И что же тогда?
– Моя хозяйка…
– Что?
– Если ее жених сбежит с нами, она останется здесь одна.
– Одна, одна… Она дочь губернатора, ты, часом, не забыла? Таким людям не нужно похищать корабль, чтобы сбежать. Придет время, и она уедет.
– Но она любит его, – воскликнула моя славная служанка, поворачивая к любовнику лицо с покрасневшими глазами, которые сама же и натерла.
И добавила с видом крайнего отвращения, которое, как он мог подумать, касалось и его:
– Мужчины ужасны. Как он может так ее предать? Еще вчера он приходил сюда и принимал ее нежное отношение…
Мужчина схватил свой стакан, отпил глоток и какое-то время разглядывал остаток.
– Просто у него нет выбора.
– Что ты хочешь сказать?
– Он вступил в дело с самого своего приезда, задолго до того, как стал свободным. И теперь знает все тайны. Остальные не позволят ему плюнуть и спокойно уйти.
– А если он так и сделает?
Мужчина пожал плечами:
– Ты не понимаешь.
– Ну так объясни.
Тогда Саша схватил девушку за запястье и, приблизив к ней свое лицо, с угрожающим видом тихо произнес:
– Предателей они убивают, представь себе. И никакого суда не надо. Им достаточно подозрения, сомнения. С тех пор как я в деле, сам видел, как прикончили уже троих доносчиков. Еще вчера поднялась серьезная тревога. Один дурак по фамилии Степанов, ты его знаешь, это воздыхатель твоей хозяйки…
– Да.
– Так вот, он вызвал Августа на дуэль из-за нее.
Услышав такое, я едва не вскрикнула и чуть было не обнаружила себя. К счастью, звук застрял в горле.
– Август его побил, разумеется. Но оставил в живых, за что его все ругали. Поди знай теперь, не сдаст ли нас всех этот псих Степанов.
Саша позволил горничной высвободить руку и сам выпрямился.
– В любом случае, если Август бросит их, чтобы войти в семью коменданта, будет считаться, что он перебежал в другой лагерь. На такой риск они никогда не пойдут.
Потом он снова схватил возлюбленную, чтобы поцеловать, и добавил:
– Если твоя хозяйка его любит, то пусть радуется. Покинув ее, он, по крайней мере, останется в живых…
Разговор закончился, не принеся ничего нового, но мне и так хватило услышанного.
Я вернулась в свою комнату и, запершись там, не вышла к ужину. Всю ночь я обдумывала ситуацию. К рассвету у меня созрело решение. Для меня вопрос был ясен: Август любит меня, однако силы, превосходящие его собственные, вынуждают его меня бросить. Конечно, он мог бы разоблачить заговор и получить защиту коменданта. Но, если он предаст своих товарищей, у Августа не будет ни единого шанса избежать их мести.
Стало быть, я сама должна избавить его от этой угрозы. Такую цену надо было заплатить, чтобы наша любовь не погибла.
Видите, я была по-прежнему наивна, но во мне ничего не осталось от той пассивной и покорной девушки, какой я была еще несколько недель назад. Я созрела, чтобы использовать любые средства, пусть даже смертельно опасные. Мои рассуждения были просты, как и все заблуждения. Я не могла сама донести эти сведения до коменданта. Скорее всего, он просто не принял бы их во внимание, как это произошло с торговцем-отравителем, который раскрыл ему все дело. А если бы и поверил, то не преминул бы обойтись с Августом так же, как с остальными, и вынести ему суровый приговор. В сущности, ведь отец примирился с нашим союзом только по принуждению. Он был бы счастлив отомстить не только Августу, но и мне самой.
Донос должен быть заслуживающим доверия и обстоятельным, исходящим от одного из заговорщиков. Тогда у меня будет время вмешаться и объяснить, что я все знала и что Август, хоть и не впрямую, приложил руку к раскрытию всего дела. Таким образом, он освободится от обязательств перед своими собратьями и на нем не будет ответственности за донос, а значит, не будет и угрозы мести.
У меня был единственный инструмент для достижения цели: Степанов.
Я предпочитаю сразу сказать вам, что по прошествии времени строго осуждаю себя за тогдашние поступки. Я слишком далеко зашла в своих ухищрениях влюбленной женщины, к тому же не знающей жизни, и повела себя безоглядно и чудовищно жестоко. Я послала свою горничную тайком предупредить Степанова. От моего имени она назначила ему свидание на опушке леса, у деревни, за холмом. Зимой я туда ездила кататься на санях, любовалась деревьями в инее и наблюдала, как по другому берегу реки бродит семейство бурых медведей.
Со стороны моего каюра опасаться было нечего – он едва говорил по-русски. Сразу после обеда я отправилась на прогулку и вскоре увидела Степанова – тот делал вид, что рубит лес, поджидая меня. Я велела остановить сани, и мы обменялись несколькими словами. Он снял шапку из выдры и мял ее в руках.
– Друг мой, – сказала я с лицемерием, которое сегодня приводит меня в ужас, – я все знаю о готовящемся заговоре, в котором вы, к несчастью, принимаете участие.
Он хотел было ответить, но из его рта вырвалось только облачко пара.
– Дело скоро будет раскрыто. Я потрясена обманом того, кого я любила. Он будет наказан в меру своего предательства.