Кругосветное путешествие короля Соболя

— Он недалеко отсюда, в надежном месте, под охраной наших друзей.

— Живой?

— Больной, как мне сказали. Но да, живой. А что?

— Что именно он сделал?

Август сурово на меня посмотрел. В голове у него наверняка вертелось множество вопросов по поводу моих чувств к этому человеку, который никогда не делал тайны из своей страсти ко мне.

— Отвечайте, умоляю. Потом я вам открою, в чем тут дело.

— Ну что ж, он попытался отравить нас, и мы схватили его в тот момент, когда он готовил у себя зелье.

Я посмотрела Августу прямо в глаза. Он выдержал мой взгляд, не моргнув.

— Это ложь, — сказала я. — Он хотел раскрыть ваш заговор, а вы ему помешали.

— Наш заговор?..

— Не будем терять время, друг мой. Я все знаю. Бегство, которое вы замыслили, двадцать четыре заговорщика, судно, которое вы собираетесь захватить, чтобы покинуть Камчатку.

Август остолбенел. Я затруднялась определить выражение его лица: в нем боролись страх, удивление, гнев, любовь тоже, как я надеялась.

— Я только хочу знать, что сделал Степанов.

Он заколебался, потом ответил глухим голосом:

— Он попросил о встрече с комендантом, чтобы раскрыть ему тайну. Это было вчера после полудня. Караульный его не пустил.

— А потом?

— Он вернулся к себе и начал писать длинный донос. У нас были все основания следить за ним. Один из наших зашел к нему под каким-то предлогом и застал его сидящим за столом и чиркающим по бумаге. Я приказал схватить его. Он заорал. Проходящий казацкий дозор стал его защищать. Наши друзья объединились, чтобы помешать им. Подошло подкрепление. В конце концов подъехал комендант и успокоил войска. И предоставил нам судить несчастного.

— Что вы с ним сделаете?

— Я еще не знаю. Помешаем навредить нам.

— Выслушайте меня, Август.

Пришло время во всем признаться. Я присела на тюк с мехами и предложила ему сделать то же самое.

— Я выяснила все подробности вашего заговора благодаря болтливости моей горничной. И это я попросила бедного безумца, у которого в голове бредовые грезы, донести о заговоре моему отцу.

— Вы!

— Я.

— Но… почему?

— Чтобы спасти вас, Август. Я знаю, что вы связаны обязательствами, что ссыльные вынуждают вас следовать за ними. Я хотела освободить вас, вот и все. И если этот способ оказался негодным, нам следует придумать другой. Я не покину вас, Август.

Я видела, как менялось его лицо, пока я говорила. Он открыл рот, чтобы ответить, но слова не шли. Он поднялся, отвернулся к костяным ребрам хижины, потом встал ко мне лицом:

— Ничей я не пленник, Афанасия.

— Что вы хотите сказать?

— Я по доброй воле вступил в этот заговор и остаюсь в нем без всякого принуждения.

— Вы заявляете мне, что… вы меня обманули?

Приглушенная атмосфера замкнутого пространства, колеблющееся пламя свечей, животный запах мехов, наваленных в полутьме, — все придавало сцене странную торжественность. Когда Август приблизился, чтобы доверить мне свои мысли, он показался мне прекрасным, как никогда. Как бы неприятно мне ни было услышать его слова, вид его очерченного тенями лица, благородство манер, гармоничные движения сильных рук наполнили меня неожиданным счастьем.

— Афанасия, вы ведь знаете, каково мое происхождение и какое положение я занимал до плена? Мы достаточно говорили об этом, и вы пролили слишком много слез над моей разбитой судьбой. Неужели вы думаете, что мне достаточно той свободы, которую дал мне ваш отец? Настоящая свобода для меня — это занять свое место в мире, вырваться из царящего здесь абсолютного произвола. Назначат другого коменданта, и он будет вправе опять заковать меня в кандалы. Какая надежда останется мне, пусть свободному, покинуть эту унылую дыру?

— Но я… — вырвалось у меня.

— Вы, Афанасия, вы… Что я могу вам предложить? Брак, который превратит вас в жену ссыльного и поселить в одной из этих лачуг, которую обставила ваша мать и куда я заглянул во время одной из поездок на побережье? Жизнь в окружении свинцовых горизонтов, среди изгнанников и медведей. Если только я чудом не получу какой-нибудь пост в сибирском городке, который покажется нам чудесным, потому что будет чуть ближе к Москве…

Я молчала. Слова Августа звучали весьма убедительно. Однако общий смысл его речи казался мне проникнутым ложью — как деревья, источенные жучками, еще хранят видимость здоровья, хотя уже готовы рассыпаться в прах.

— В таком случае зачем же вы меня…

Август опустил глаза. Когда он начал отвечать, благожелательная мягкость его голоса возмутила меня еще больше, чем сами слова.

— Признаюсь, когда я прибыл сюда, то постарался снискать благосклонность коменданта и добился этого, давая уроки языков и музыки, которые доставили нам столько радости. Вы растрогали меня, Афанасия, и ваше общество всегда доставляло мне большое удовольствие. Однако же это вы…

Его смутил мой суровый вид, и он продолжил, напустив на себя ложную веселость:

— …это вы оказали мне честь своим признанием в любви, выступив заступницей — да так смело — перед вашим отцом, чтобы добиться моей свободы и предложить супружество.