Кругосветное путешествие короля Соболя

В конце последнего своего визита, когда он должен был ответить на обвинения начальника канцелярии, Август улучил момент, чтобы зайти ко мне в комнату и поцеловать меня. Мы свели к минимуму любовные излияния, целиком отдавшись новой роли — роли сообщников. Поскольку я жила в остроге, то находилась в средоточии власти и должна была подмечать малейшие изменения в поведении коменданта. Мне следовало подстеречь момент, когда он окончательно убедится в виновности Августа. В случае если отец решит арестовать его и станет предпринимать соответствующие меры, я должна буду послать к Августу свою горничную с красной лентой.

Долго ждать не пришлось. Уже назавтра после долгого совещания с начальником канцелярии отец отдал приказ судейским схватить Августа. Я послала ленту и затаилась.

Ожидание показалось мне невыносимо долгим. У меня все валилось из рук. Я слышала, как отец в гостиной мечет гром и молнии. Чуть позже я столкнулась с ним в коридоре: он надел парадный мундир и держал в руке саблю.

— Вы собрались на парад, отец мой?

Он выругался. Было ясно, что отныне он распространил на меня ту же ненависть, которую теперь питал к Августу. И если в отношении меня он, несмотря ни на что, еще проявлял сдержанность в физическом проявлении этой ненависти, то следовало опасаться, что на Августа она обрушится самым яростным и жестоким образом. Возвращаясь в свою комнату, я дрожала.

Секретарь отца зашел ко мне с приказом написать Августу письмо с просьбой прийти ко мне в острог. Из этого я сделала вывод, что официальные способы оказались несостоятельными и теперь власти пытались прибегнуть к хитрости. Я попросила секретаря оставить меня одну на несколько минут, чтобы я могла сосредоточиться и сочинить послание. Я использовала это время, чтобы выдернуть несколько ниток из красной ленты и незаметно вложить их в конверт. Потом я позвала секретаря, дала ему прочитать текст, потом сложила листок, убрала в конверт и запечатала. Я надеялась, что Август догадается потрясти конверт. Было бы особенно ужасно послужить инструментом его пленения.

И снова началось ожидание. Ко мне пришла мать, и мы были вместе, когда со стороны деревни ссыльных послышалась перестрелка. Никакого сомнения, что казаки пошли на приступ. Скоро раздалась и орудийная пальба.

Представьте себе мое состояние. В той фазе любви, когда совершенно естественно трепетать за любимое существо, даже если ему ничего не грозит, я должна была претерпеть, никак не выказывая свою тревогу, самую мучительную неуверенность в его безопасности и даже жизни.

Мать, хотя и не знала о моем участии в заговоре, понимала смятение влюбленной. Она обняла меня и прижала к себе. Ее нежность принесла мне облегчение, но я не была настроена пассивно ждать. Мне не терпелось действовать. Я старалась не прижиматься ухом к шелестящей тафте ее платья, чтобы ничего не упустить в отдаленном шуме схватки.

В какой-то момент мне показалось, что звуки усилились. Я не смела сделать единственный логический вывод, что ссыльные взяли верх и атакующие двигаются в сторону крепости. Вскоре сомнений не осталось: бой шел во дворе.

Я горела желанием присоединиться к нападавшим, открыть им двери, взяться за оружие. Но я дала Августу слово ничем не выдавать нашего сговора. Не вполне представляя, как развиваются события, я застыла в ожидании, и мать думала, что я разделяю ее ужас. Она кинулась к окну и закричала нападавшим, чтобы они пощадили нашу семью. Мы редко говорили между собой о чудовищных бойнях, происходивших в Сибири во время восстаний коренных жителей и заключенных. Но в памяти каждой из нас хранились трагические истории.

— Они поднимаются! — воскликнула мать.

С этими словами она кинулась к лестнице, чтобы отыскать на втором этаже брата. Я воспользовалась этим, чтобы покинуть свою комнату и осторожно двинуться по коридору. Я дошла до гостиной. Дверь была приоткрыта, и передо мной предстало поразительное зрелище. Комендант острога в парадной форме, с плюмажем, большими глотками приканчивал штоф водки. В гостиной хранился небольшой запас отборного алкоголя, доставленного с материка, который приберегали для смакования после особо торжественных ужинов. Я заметила, что бутылки по большей части уже пусты и валяются на полу. У него был остекленевший взгляд и лицо, искаженное жуткой смесью страха и ненависти.

Внезапно обе створки двери гостиной распахнулись и появилась группа взмыленных арестантов, которые размахивали пистолетами и саблями. Во главе их был Август.

При виде коменданта острога нападавшие застыли. После недолгого колебания Август вышел вперед:

— Бросьте оружие, господин Нилов. Мы победили ваших людей.

Отец не двинулся с места. Он выпрямился, но алкоголь мешал ему твердо стоять на ногах.

— Если вы не окажете сопротивления, — продолжил Август, — вам не причинят вреда.

Он медленно пошел вперед, опустив пистолет и протягивая свободную руку.

— Отдайте мне вашу саблю.