Кругосветное счастье

— Боже мой, вот это везение! — опять услышал Федор голос Рэчел. Услышал сквозь пелену восторга, охватившего его, когда огромный полуметровый карп, едва уместившийся в рыболовном сачке, был переложен в ведро.

— Это же не рыба, а целый дельфин! — повторила она.

Теперь уже он мог говорить. То есть к нему вернулся дар речи, если единственным препятствием в говорении на чужом языке может быть взрыв эмоций или какое-то физическое повреждение. С трудом Федор начал нанизывать слово на слово, подбирая нечто, очень приблизительно передающее его мысль: «Ну да, хорошая рыба. Подходит для фарширования». Рэчел не придавала значения его словам, зная, как нелегко ему отвечать. Да и не этого она ждала.

— Я привезла кое-что с собой для пикника. Давай отметим твою удачу, Тэдди!

— Хорошее дело, — ответил он.

— Вот у меня сэндвичи. Вот сливы. А это пиво. Ты любишь пиво?

— Я люблю пиво, — ответил он.

— Только знаешь, Тэдди, вообще-то мы нарушаем закон. Там объявление.

— Я видел. У меня лайсенсы на ловлю есть.

Она знала, что дело вовсе не в лайсенсах, что это озеро и его берега — частная собственность, что, даже находясь здесь сейчас, они нарушают закон, но желание пересилило здравый смысл, и она поторопила его:

— Ну так открывай бутылку, и выпьем за твоего карпа!

— За карпа! — откликнулся он, сковырнув жестяную пробку и глотнув пива из горлышка бурой бутылки, которую подала ему Рэчел. В корзинке, которую привезла Рэчел, лежало еще несколько бутылок канадского пива, сэндвичи в серебряной фольге, сливы в целлофановом мешке. Сливы были крупные и рыжие. Они были похожи на Рэчел. Соответствовали ей. Ее рыжеватым волосам. Зелено-рыжим глазам и полузакрытым одутловатым векам. Абрис ее покатого носа в веснушках тоже напоминал силуэт сливы. Федору стало противно. И не захотелось ни пить с ней пива, ни есть сэндвичи. Хотелось выкинуть эти сливы прямо в темнеющую воду озера. Может быть, утки склюют этих рыжих уродцев. Но она была дочка хозяина, и он заставил себя выцеживать пиво из горлышка бурой бутылки. И откусывать от сэндвича. Рэчел тоже отпила немного. Они сидели на толстенном стволе сосны, поваленной ураганом, который был в этих краях месяц назад. Федор курил, глядя на воду и мечтая, чтобы Рэчел скорее уехала. Однако жизнь в Америке научила его вежливости.

— Хорошее пиво, — сказал он. — И сэндвич вкусный.

— Бери еще! Откупорь бутылку и пей. Ты же крупный мужчина, — сказала она и пододвинулась к нему.

— Спасибо, Рэчел, может быть, в другой раз. А сегодня я половлю еще.

— Ты же поймал.

— Ну, все-таки мистер Каплер надеется.

— Может быть, после?

— Когда?

— Ты половишь еще, и мы продолжим.

— Поздно будет.

— Ты что, жены боишься?

— Я?

— Ты, конечно, ты! Говоришь, поздно.

— Ты, Рэчел, меня плохо знаешь, если думаешь, что я боюсь кого-то.

— Тогда договоримся: долавливай свою рыбу. Я буду тебя ждать около мотеля. Знаешь, на первом перекрестке. Маленькая площадь с мотелем и баром. Я тебя приглашаю в бар. Встретимся в десять. ОК?

— ОК.

Она вернулась к машине. Федор еще продолжал ловить, но как-то лениво. Радость от того, что он поймал крупного карпа и хозяин будет доволен, была отравлена сомнениями и противоречиями, ползавшими в его мыслях, как черви в навозе. Эта Рэчел с ее пивом и сэндвичами! Объявление, которое он вроде бы прочитал и понял и которое ничего плохого не сулило. А вдруг неправильно истолковал и оно грозило неприятностями? Мужицким своим умом он прикинул, что ловля пошла пустячная, а шанс, что он неверно истолковал объявление — немалый. К тому же его святая вера в порядочность американцев вдруг пошатнулась. Если дочка может подкатываться к нему, то и хозяин не застрахован. От этих мыслей ему стало совсем противно, потому что он мог поверить чему угодно, только не способности Раи обмануть его с кем-то, тем более с этим стариком Каплером.

Федор хотел было собираться обратно, но, взглянув на часы, сплюнул. Было всего девять. Сам виноват. Эта конопатая будет ждать в десять часов. Поехать раньше и торчать, как дурак, на площади в незнакомом городке! Лучше половить еще, тем более что половина червей неизрасходована. И он закинул обе удочки снова.

Наступило время, когда тишина и темнота становятся единой материей ночи. Федор успокоился и стал слушать звуки ночи, как мы слушаем звуки, вылетающие из черноты рояля. Всплеск рыбы. Жалобу жабы. Зудение цикады. Гон автомобиля. Шорох лисы. Он услышал, как подъехал чей-то автомобиль. «Наверно, Рэчел вернулась», — подумал он и прислушался к приближающимся шагам. Это были тяжелые шаги мужчин, которые спешат к цели. Шаги замерли над бетонной пристанькой. В темноте он различал два силуэта. Убийственный свет фонаря резанул по глазам. Грубый голос приказал:

— Эй, там внизу, поднимайтесь сюда!

Он поднялся на тропинку, жмурясь от луча. Два полицейских стояли на тропе. Один из них светил фонарем. Другой держал руку на кобуре пистолета.

— Ваши лайсенсы!

Он вытащил из бумажника водительские права и передал полицейскому.

— Лайсенсы на ловлю!