А каюта и правда была неплохая. Не такая большая, как та, наверху, но вполне комфортабельная и в меру просторная. Помимо кровати, здесь были встроенный шкаф, небольшой столик возле иллюминатора, кресло и... и в общем-то все. В каюте действительно больше ничего не было. Правда, душ и туалет имелись. А что еще надо? В конце концов не буду же я целый день в каюте сидеть. Днем у нас намечаются экскурсии по каким-то там историческим местам. Мы же ведь будем мимо чего-нибудь проплывать и где-то останавливаться, в смысле причаливать.
Тут в дверь громко постучали.
— Туалет заказывали? — крикнула из-за двери Лялька. — Тогда открывайте.
— А никто и не закрывался. — Я широко распахнула дверь.
За порогом с Дулькиным туалетом в руках стояла Лялька, а за ее спиной маячил Климов.
— О, так мы, оказывается, соседи! — осклабился он. — Очень рад и готов по-соседски, кроме Бориса Григорьевича охранять также и вас.
Он осклабился еще больше, а я недобро глянула на настырного секьюрити.
— Не думаю, что Борис Григорьевич придет в восторг от того, что в рабочее время вы решите подхалтурить на стороне, — отрезала я и даже не улыбнулась для приличия. У Климова вытянулась физиономия.
А я, как только Лялька вошла в каюту, сразу же закрыла за ней дверь.
Весь следующий день прошел в трудах и заботах — по-прежнему репетировали поздравление юбиляра. Сложность процесса заключалась в том, что делать это нужно было конспиративным путем, чтобы именинник не догадался о готовящемся сюрпризе и не обрадовался раньше времени. Собирались отдельными группами по разным каютам и там пели, плясали и декламировали оды и панегирики во славу юбиляра. Даже на экскурсию в Ипатьевский мужской монастырь в Костроме, кроме отца и мамы, пошли только профессор Соламатин и его жена Евгения Матвеевна. Все остальные были заняты на корабле и решили посетить сию историческую святыню уже на обратном пути.
Женской половине нашей компании приходилось особенно тяжко. В отличие от мужчин, мы, ко всему прочему, были еще заняты и на кухне. Там тетя Вика с корабельным коком Данилой Петровичем с самого утра готовили праздничный ужин, и мы по очереди им помогали.
Бедная тетя Вика так до самого вечера и не выходила из кухни, или, как там это у них называется, из камбуза. Зато к вечеру мы общими усилиями наготовили столько всякой всячины, что даже сами засомневались, а сможем ли мы все это съесть.
Но дело не в этом. Еда на празднике не главное. Главное — это... Впрочем, у всех оно разное.
Для Ляльки, например, главным было показаться на публике в новом платье, и чтобы все мужики при этом непременно попадали бы от восторга. А поскольку в капустнике она выступала в разных ролях, то имела полную возможность несколько раз за вечер переодеться и продемонстрировать не один свой эксклюзивный прикид, что она, собственно, и собиралась проделать.
Однако главным ее сегодняшним туалетом было действительно сногсшибательное платье.
Во-первых, по фантазии кутюрье оно было с одним рукавом, второй просто отсутствовал. А во-вторых, имело сбоку та-акой разрез, который шел от самого низа и практически чуть ли не до самого верха.
В результате с правой стороны Лялька выглядела чуть ли не как монашка, но зато с левой казалась почти голой.
— Вот это да-а! — ахнула я, увидев Ляльку в коридоре при входе в кают-компанию. — А где же платье?
Я стояла слева и видела только ее голую сторону.
— Не ёрничай, — отрезала Лялька и повернулась ко мне другой стороной.
Увидев рукав и длинную юбку, я немного успокоилась. Но совсем немного. Потому что тонкая блестящая ткань так откровенно облегала Лялькино тело, что делала ее и без того потрясающую фигуру просто сногсшибательной в самом прямом смысле.
И я всерьез забеспокоилась за наших немолодых профессоров и академиков, в смысле за Прилугина. Академик-то у нас один.
В общем как бы их кондрашка не хватил от лицезрения умопомрачительных Лялькиных прелестей.
— Ну ты все-таки не права, — сказала я, разглядывая прикид подруги и качая головой. — Совсем о других не думаешь. Вот случится сейчас с кем-нибудь из академиков сердечный приступ. И что тогда? Весь праздник — псу под хвост.
Лялька собралась мне что-то возразить, но не успела. По коридору по направлению к нам двигалась чета Соламатиных.
По мере того, как они приближались, оба — и профессор и его супруга Евгения Матвеевна — заметно менялись в лицах. Лицо профессора становилось все краснее и краснее, а брови долезли аж до самых корней волос. А Евгения Матвеевна, напротив, заметно сбледнула и насупилась, поскольку на фоне ядреного Лялькиного тела ее собственная оплывшая фигура, упакованная в бесформенное платье из искусственного шелка какой-то немыслимой расцветки, выглядела еще хуже, чем была на самом деле.
Я незаметно пихнула Ляльку в бок, давая понять, насколько я была права.
— Вот видишь, — шепнула я ей в затылок, — уже начинается.
Но Ляльку реакция профессорской четы на ее внешний вид ничуть не смутила, а даже напротив, обрадовала. Желаемый эффект был достигнут. Однако достигнут он был, я бы даже сказала, с большим перебором.