Дело в том, что когда Лялька под руку с сияющим Борькой (а Борька всегда очень гордился Лялькиной красотой) вошли в кают-компанию, практически все, равно как мужчины, так и женщины, на какое-то непродолжительное время слегка остолбенели.
Академик Прилутин даже вытащил и надел на нос очки, желая получше разглядеть, что это там всех так поразило. А его супруга Елена Ужасная, не сдержав завистливого вздоха, тихо простонала:
— Какое платье!..
Как будто бы все дело было только в платье, а не в потрясающей Лялькиной фигуре.
Короче, все были ошеломлены, и только Димка, как всегда, остался абсолютно равнодушен к неземной Лялькиной красоте и не упал вместе со всеми в обморок.
Вернее, он отметил, что выглядит она потрясающе и даже сказал ей об этом, но тут же взял под руку Бориса и, отведя его в сторону, стал что-то быстро тому объяснять. Наверно, уточнял какие-то детали юбилейного концерта.
Когда все наконец были в сборе и расселись по своим местам (правда, доцента Кутузова мы все-таки пересадили за наш стол поближе к Альбине, а Борькиного охранника — на его место), слово взял Владимир Сергеевич Никольский.
— На правах старейшего друга и тамады… — начал Владимир Сергеевич.
Он и здесь уже назначил себя руководителем. Может, ему уже пора завязывать с хирургией и переквалифицироваться в начальники? Кажется, у него это неплохо получается.
— ...так вот, позвольте поднять тост за моего лучшего друга Самсонова Викентия Павловича — талантливого ученого, — он посмотрел на академика Прилугина, и тот сразу же согласно кивнул, — хорошего педагога, — взгляд в сторону отцовой аспирантки Аллочки, — отца семейства и просто отличного мужика.
На этом месте все с готовностью зааплодировали.
— Шестьдесят лет — это расцвет не только творческой жизни, но и просто жизни во всех ее проявлениях... — продолжил доктор Никольский, а я заволновалась.
Что это он, собственно, имеет в виду? Намекает на отцовы романтические похождения, что ли? Вроде бы еще и не пили, а он уже несет какую-то околесицу.
Но Владимир Сергеевич, как выяснилось, совершенно не имел в виду склонность отца к прекрасному полу. Просто неделю назад они — три друга: отец, сам Никольский и второй отцов друг, Василий Кондраков, решили предпринять заплыв на плотах по Енисею. Предприятие хоть и рискованное, однако, по словам Никольского, они, дескать, еще такие молодцы, что в состоянии поучаствовать и в таком экстремальном заплыве.
— Как на плотах?! — прервав докторский тост, вскричала мама. — Ты что с ума, что ли, сошел? — Она повернулась к отцу. — Утопиться, что ли, решил на старости лет?
Беспокойство за его жизнь хотя и бывшей, но тем не менее любимой жены, было отцу как бальзам на душу. Однако по поводу «старости лет» он не преминул возмутиться:
— Какие глупости, Наташа! Где ты видишь старика?
Отец вскочил со своего места, выпятил колесом грудь и одновременно попытался продемонстрировать нам свои бицепсы. Для этого он поднял и согнул в локтях руки, изогнулся и принял демонстрационную позу культуриста.
И где он только этому научился? Не иначе как по телевизору видел.
Однако, как отец ни пыжился, как ни старался, ничего такого особенного под рукавами его смокинга мы не увидели и оценить его мускулатуру не смогли.
Впрочем, и на старика отец, конечно же, похож не был. Какой уж там старик? Высокая поджарая фигура, черные глаза, густая копна волос, правда, уже не черных, как прежде, а наполовину седых — что называется «соль с перцем».
Кстати, многим женщинам это очень даже нравится. В смысле волосы такие нравятся.
Впрочем, и весь отец целиком до сих пор все еще пользуется у женщин очень большой популярностью. Он им по-прежнему нравится. И отвечает им взаимностью.
— Нет, Наташенька, ты совершенно не права! — выкрикнул со своего места Фира. — Какие наши годы?!
Этот тоже вскочил со стула и, победно выпятив цыплячью грудь, ударил в нее кулачком. Потом повернулся к имениннику и, сделав самые что ни на есть жалистные глаза, умоляюще попросил:
— Кеша, я тоже хочу на плотах.
Дед Фира, видно, от старческого склероза (впрочем ему всего-то еще только семьдесят) совсем уже забыл, сколько ему лет, и всюду лезет вслед за молодыми. Экстремал наш, едрёньте.
Все вокруг рассмеялись, а Степка, мой великовозрастный сынок, погладил старика по лысине и наставительно произнес:
— Нет, дедуня, поздно уже тебе на плотах по Енисею плавать. Утонешь, неровен час. На этот раз мы уж как-нибудь без тебя...
— Как это без меня? — взвизгнул Фира.
— И что значит «мы»? — Это уже я вступила в полемику. Я повернулась в сторону отца и гневно вопросила:
— Ты что же это делаешь? Мало того, что сам себе решил шею свернуть, так еще и ребенка с собой тащишь!
Великовозрастный ребенок, который через два года заканчивает медицинский институт, не замедлил возмутиться:
— Ма, ну что ты такое говоришь?
— Я знаю, что я говорю! Тоже мне выдумали — на плотах по Енисею.
— А мне лично эта идея нравится, — встрял Димка. -— Дядя Кеша, я с вами!