КРУК

– А может, наша наука просто пока ошибается, вот-вот она догадается до главного, и окажется, что и без Бога все сходится! Понимаешь, Чанов – можно будет не верить!! Какое облегчение!.. – Он взмахнул руками, будто собрался ласточкой ринуться в пропасть, но не ринулся. Передохнул и снова заговорил: – Вся наша наука сидит на простой логике, на том, что утверждение либо – истинно, либо – ложно, третьего не дано. Да кто это сказал такую тупость! Точно – не Бог! Ведь как же не дано? Ведь вот же – Планк, квантовая физика, принцип неопределенности… Новую логику, новую математику придумаем – и все! Бога – не будет!!! А?.. Но пока что Он – ЕСТЬ. Верь, не верь – есть… Знаете парадокс Зенона? Про то, что быстроногий Ахиллес никогда не догонит черепаху? Ахиллес не догоняет, потому что человек по имени Зенон раздробил дистанцию на ку-соч-ки и включил простую логику. Вот и мы не догоняем истину!.. Получается у нас не истина, а междусобойчик на раз-два, на да-нет, причем в замкнутом пространстве… Наш Ахиллес – не догоняет черепаху. А на самом-то деле, у Бога – догоняет! Что мы и видим воочию… Он-то, Сам-то – это такая черепаха… такая!!! – Оратор зажал рот ладонью и выпучил глаза. Постоял так, таращась в небеса, и, опустив руку, выдохнул: – Где нам такую черепаху догнать?.. Я – точно, не догоняю. А ведь на ней… на НЕМ… стоит все. ВСЕ МИРОЗДАНИЕ! Чанов, ты читал «Бытие Бога»? Знаешь о шестом доказательстве Канта?!!

Большой, просто необъятный молодой русский в запотевших очках на красной роже – криком кричал, так разговаривал. И не только от горячности, но и чтоб быть услышанным. Ветер так же рвал и комкал его слова, как рвал и комкал красный флажок с белым крестом над домиком то ли таможни, то ли охраны Чертова моста от нечистой силы.

«Что ж ты так орешь-то? – с тоской думал второй русский, по фамилии Чанов. – Обожаю любителей поговорить о важном, когда поезд вылетает из туннеля метро…»

Этот второй был худой, такой же напряженный, как Чертов мост, взлохмаченный и бледный, с лицом насколько тупым, настолько и умным. Под ними курилась и грохотала бездна, и они смотрели то на флажок, то в бездну.

– Чанов! Ты читал Новый завет?! – прямо в ухо спрашивал большой тупого.

Чанов, у которого ухо ныло, замахал руками, он больше не мог слышать, как надрывается Блюхер, и сам заорал:

– Ради Бога, уйдем! Ты горло сорвешь! – Сказал и повернулся, и пошел. Недавняя ангина заныла в его глотке.

Блюхер двинул за ним.

– Чанов, надо – как Суворов! Давай возьмем перевал, прямо сейчас! Я хочу! БОГ во мне ХОЧЕТ! Завтра будем в Италии!.. ну после завтра… Италия!.. она с Богом на ты… Я хочу туда, слышишь?!

Но Чанов не слышал, он уже бежал по мосту, и Блюхер, как бы пританцовывая, трусил за ним. В кармане Василия Василиановича опасно булькала откупоренная семисотпятидесятиграммовая стеклянная фляга с абсентом. Блюхер притормозил, достал ее и выпил из горла несколько глотков семидесятипятиградусного пойла, воняющего лакрицей. Чанов на бегу оглянулся и поперхнулся от одного вида этого подвига. Цвет у абсента был ядовито-алый, напиток почти светился, флуоресцировал. И стало заметно по контрасту, что Чертов мост и река под ним, гремящая в пропасти, и скалы вокруг, и даже яркий трепещущий флажок на домике – все быстро погружалось в прозрачные сумерки. «Свет мертвых, – вспомнил Чанов. Только снежные вершины гор розовели, словно подсвеченные абсентом…

25 декабря

Они прилетели из Москвы в Женеву в самое европейское Рождество. Прилетели втроем – Блюхер, Чанов и Дада.

Время было выбрано как-то вдруг и не слишком удачно: в Европе в эти дни никакие рулетки, даже самые научные – не крутятся. Каникулы. Но в аэропорту их встретил маленький француз с голубыми мечтательными глазами, по имени Николай Николаевич Кульбер. Как понял Чанов, этот прекрасно говорящий по-русски специалист по Вольтеру имел самое непосредственное отношение к Юрской рулетке, которая была объявлена Блюхером главной и вообще чрезвычайно важной целью путешественников из России.

Гости втиснулись на заднее сиденье тесного и старого кабриолета с поднятым верхом, Кульбер перекинулся по-французски с женой, сидевшей рядом, и компания тронулась в путь. Жена Николая Николаевича оглянулась, окинула взглядом молодых русских и объявила по-русски же:

– Быстро ехать домой! Обедать! Устрицы, пирожки, чииз!

Это было специально и заранее с помощью мужа на русском языке составленное сообщение. Только сыр остался английским. Марго по-русски знала слов тридцать, в том числе парочку матерных, но грамматику даже не пыталась понять. Она была упрямая немолодая англичанка, хиппи и художница-авангардистка.