Крупная бойня

Бетонный пол был устлан стандартными школьными гимнастическими матами и покрыт крупным брезентовым полотном. Маты, судя по всему, были плотно связаны друг с другом, иначе легко было споткнуться в местах соединений. Чуть в стороне, в каком-то отделенном перегородкой или скорее самодельной ширмой закутке, располагались силовые тренажеры. Одна стена была отдана под шведскую стенку и настенные турники, что мне, к примеру, было больше по душе, чем силовые тренажеры, на которых нарабатывается мышечная масса, но ликвидируются резкость и быстрота. Еще одна стена была наполовину прикрыта большими зеркалами в полный рост высокого человека, а вдоль второй половины на крепком тросе, протянутом от столба до стены, висели боксерские груши. Вдоль других стен стояли длинные деревянные скамейки, но у этой стены скамеек не было. В зале собралось около взвода — это по численному составу. Но по возрасту это были явно офицеры, причем значительная часть, судя по возрасту, относилась к старшему офицерскому составу. Все были в стандартных опоясанных кимоно, словно собрались заниматься дзюдо или карате. Своего предполагаемого соперника я выделил сразу. Во-первых, он стоял в стороне и с улыбкой наблюдал за тренировкой других, во-вторых, его комплекция вполне подходила для рукопашного боя. Это был сухощавый, но костистый мужчина лет тридцати пяти или сорока, с твердым взглядом и со сломанным носом. Хотя бы намека на животик у человека невозможно было просмотреть даже в бинокль. Кимоно на нем заменял обычный спортивный костюм. Человек, похоже, не готовился к схватке, но его попросили провести ее, объяснили, видимо, зачем это нужно, и он, уверенный в своих бойцовских навыках, не отказался. Но смотрел он перед собой спокойно и даже чуть-чуть улыбался, хотя без надменности и без излишней самоуверенности. Продолжал улыбаться и я.

Полковник Альтшулер, похоже, очень яростно, как настоящий спортивный фанат, готов был поболеть за своего. По крайней мере, об этом говорила его уверенность в том, что меня отучат улыбаться. Фанаты всегда верят в победу тех, за кого они болеют. Сразу направившись к своему бойцу, он что-то долго и с напором объяснял, похоже, производя «накачку» с помощью аргументов ведомственной принадлежности. Я остановился у входа, повинуясь знаку раскрытой ладошки Альтшулера, выставленной за спину. В спецназе, когда там еще не существовало средств связи внутри подразделений, общались в боевой обстановке знаками. И этот знак всегда однозначно давал одну команду: «Стоять! Ждать дальнейших указаний!» Сейчас, конечно, проще. Оснастка «Ратник» позволяет вести все переговоры вербально, причем в боевой обстановке даже шепотом, который легко улавливается микрофоном и передается в наушники без искажений. Современные солдаты спецназа все же визуальные и вербальные знаки тоже изучают: мало ли какая обстановка может сложиться. Наверное, изучаются знаки и в ФСБ. По крайней мере, я много раз видел, как сотрудники ФСБ используют стандартные знаки для объяснения со своими бойцами, хотя тоже имеют собственную систему связи внутри подразделений. Да и оснасткой «Ратник» спецназ ФСБ не пренебрегает, хотя частично использует что-то свое. Кроме того, знак раскрытой ладони, видимо, является общеупотребимым знаком в любом обществе, знаком, к которому часто прибегают даже гражданские лица в разных странах. Поговорив с моим предполагаемым соперником, Альтшулер повернулся ко мне и сделал другой знак, приглашающий. Я, естественно, поспешил к нему, чтобы познакомиться с бойцом ЦСН ФСБ.

Боец посмотрел на меня открыто, по-спортивному, без ведомственного недоверия, и представился:

— Подполковник Балакирев, командир группы центра спецназначения ФСБ России…

— Подполковник в отставке Кукушкин, — представился я в ответ. — Служил в спецназе военной разведки.

С тех пор как ГРУ переименовали в Главное управление Генерального штаба, я перестал говорить, что служил в спецназе ГРУ. Официально наш спецназ теперь назывался спецназом Главного управления Генерального штаба. Но это название было для меня непривычным, и я предпочитал произносить один из прежних вариантов, возможно, сохранившийся и при новом названии — спецназ военной разведки.

— Отставник, значит… И возраст у вас, подполковник, солидный…

— Да, скоро шестьдесят четыре стукнет.

— И сильно стукает?

— Чувствительно.

— И куда целится?

— Все больше по голове норовит попасть…

— Да, задачку вы мне, товарищ полковник, поставили… — осуждающе покачал головой Балакирев. — Помоложе противника вы мне найти не могли бы?

— А в чем проблема?

— Предположим, я его побью. Тогда скажут, что я способен только со стариками драться! Мне зачем такая слава!..

— А если я его побью, товарищ полковник, это будет для подполковника Балакирева позором, — подхватил я. — А позора он боится и потому не горит желанием драться.

— Нам рекомендовали, и мы собираемся принять подполковника Кукушкина на должность преподавателя рукопашного боя. И мне хотелось бы услышать мнение специалиста, чего он стоит, даже если будет побит… — объяснил Альтшулер.