Крупная бойня

Балакирев в боксерской открытой стойке начал двигаться на «челноке»[4] — открытая стойка, когда передняя рука опущена низко, готовая взорваться встречным джебом[5] или боковым ударом. Но, на мой взгляд, «челнок» он зря выполнял. Я бы мог поймать его в момент неустойчивости обычным хай-киком[6] или даже мидл-киком[7]. В неустойчивом положении, в момент скачка или же касаясь ковра кончиками пальцев, то есть не имея опоры на всю ступню, даже мидл-кик способен сбить человека с ног. Что я и сделал. Правда, предварительно дважды пробил лоу-кик[8], пытаясь вызвать Балакирева на демонстрацию возможности встречного боя. Его опущенная передняя рука все же внушала мне опасения. Обычно так держат руку люди, умеющие с этой руки бить. А удар снизу очень сложно заметить и так же сложно от него защититься. Но противник никак на мои лоу-кики не ответил. Тогда, предварительно «выдернув» его имитацией ложной атаки и заставив поднять руки выше, чтобы защитить голову, я нанес мощный мидл-кик в область печени. И сразу заметил, что удар у меня получился чувствительным. Боль в печени заставила Балакирева слегка нагнуться и сильнее сгруппироваться, прикрывая корпус локтями. На ковер противник не упал, хотя шатнуло его заметно. Он только припал на одно колено, да и то лишь на мгновение, и сразу же резко выпрямился и отскочил назад на несколько метров. Я вынужден был его преследовать, желая развить успех. Чтобы не отдать мне полностью инициативу, Балакирев повел себя ожидаемо, он попытался провести джеб. Вот тут-то я и показал, что такое вин чунь. Моя правая рука, словно совершая «отмашку», просто сдвинула руку противника в сторону, и его кулак прошел рядом с моим ухом. Но раньше, чем его рука успела возвратиться к голове, где ей и следовало быть, я воспользовался тем, что кулак Балакирева находится позади моей головы, то есть дистанция между нами минимальная, и сам ударил джебом. По большому счету, это был вынужденный удар, поскольку я находился прямо против правой — задней, следовательно, и более сильной руки подполковника. А мой удар не только бил в голову сопернику, он еще и защищал меня от его правой руки. Мой удар, к сожалению, пришелся в лоб. Лобовая кость не только самая крепкая в человеческом теле, она к тому же была защищена шлемом. А джеб — это вообще не самый мощный удар, хотя я видел людей, которые могут даже нокаутировать противника этим ударом. Тут же за первым ударом я ударил сам справа, прямо через левую руку Балакирева, возвращающуюся для защиты головы. При этом удар наносил уже выше верхней полосы шлема, то есть бил наполовину кросс[9], наполовину оверхенд[10]. Стараясь вложить в удар всю свою природную резкость, я абсолютно правильно довернул ногу, что дало мне возможность вложить в кулак весь вес своего тела. Кулак мой пришелся в ту область черепа чуть выше виска, которая закрывает участок мозга, отвечающий за координацию движений. Обычно удар в эту область передается и в сам мозг, отчего у человека ноги становятся похожими на вареные макаронины. Если бы я промахнулся, то просто «провалился» бы, почти упав на противника или же, успей он отскочить в сторону, упав рядом, но я рисковал намеренно, понимая, что длительную схватку против более молодого противника вести мне будет сложно. Балакирев после моего удара упал, словно его ударили обухом топора. Но в себя пришел быстро. Я не успел обойти его ноги, чтобы сесть ему на грудь и провести серию добивающих ударов, как он резко перевернулся и встал на четвереньки. Но это было для него еще хуже — он отдал в мое распоряжение свою спину. Тут уж я не преминул воспользоваться ситуацией — сев на спину, обхватил предплечьем его горло, сделав замок со вторым предплечьем, и откинулся на спину, свалив Балакирева на свою грудь. Мое предплечье жестко давило подполковнику на горло, и уже через три секунды он почти истерично застучал по нему пальцами.

— Стоп! Сдача! — закричал майор Конопольский так, словно боялся, что я всерьез задушу своего оппонента, и резко, для своего рыхлого тела даже излишне резко, бросился вперед, пытаясь вклиниться между нами.

Но я уже и без того отпустил противника, Балакирев откинулся на спину и сразу принялся массировать себе горло. Дыхание его, как мне показалось, восстанавливалось с трудом. И только тут я заметил на его горле ленточку шрама, раньше прикрытую воротником.

— Как вы, товарищ подполковник?

— Ничего… Оклемаюсь… Просто — опять горло… — говорил он еще неуверенно, глотая окончания слов, но я его тем не менее понимал. — Мне год назад один бандит в горло нож воткнул. Сзади на спину прыгнул и нож воткнул. Ладно хоть не левша был, в правую сторону бил. Если бы в левую, уже и операция не спасла бы. Тогда едва-едва выкарабкался. Четыре часа операцию делали. Боюсь, что сейчас внутренние швы разошлись. Провериться надо бы, только времени на это нет. Так у нас всегда, к сожалению, бывает… Когда что-то надо сделать, всегда времени нет. Поэтому потом и на здоровье жалуемся.