Крупная бойня

— Это один из вопросов. Вызван он причиной моего срочного отъезда из «Белой лошади» в тот момент, когда что-то там непонятное случилось с группой захвата ФСБ. Альтшулера интересовало, почему, дескать, Тамаре приспичило уехать, почему я отвозил ее, когда можно было бы нам вместе с ней остаться в гостевом доме до следующего утра? А почему, собственно говоря, мы должны были остаться? Чтобы стать свидетелями обезличивания бойцов группы захвата? Это я, естественно, не сказал, только подумал. Но мне же ничего не известно о происшествии… А поехать мы решили потому, что Тамаре еще необходимо грядки удобрить, пока морозы не ударили, и чеснок посадить. А в мои обязанности входит натаскать из леса еловых лапок, чтобы грядку укрыть на зиму, иначе чеснок на корню померзнет. Еще не прозвучал, но подразумевался вопрос с намеком относительно того, ради чего я останавливался на дальнем перекрестке от «Белой лошади». Вернее, я сам, не дожидаясь вопроса, дал объяснение. И мое объяснение, насколько я понял, вполне удовлетворило полковника. Я сказал, что изначально ехал именно в гостевой дом, но вынужден был остановиться. Мне недавно сообщили, что американский бензин «номер восемьдесят семь» — это аналог нашего «девяносто второго». Я и заправил машину «девяносто вторым». В результате того, что смешались две марки бензина, поскольку раньше я заправлял машину «девяносто восьмым», что-то стало постукивать в двигателе. Я стал грешить на клапана, остановился, открыл капот, но ничего подозрительного не обнаружил. К тому же после остановки стук прошел. И хотя раньше намеревался остаться еще на день в областном центре, а после того, как отвезу Тамару, вернуться и провести ночь в «Белой лошади», поехал сначала к куратору, который меня вызвал потому, что нашел мне работу в ФСБ, а потом отправился прямиком в деревню, где и остался ночевать. Опасался, что с машиной что-нибудь может случиться, потому и торопился уехать. Но ничего, к счастью, не случилось. Похоже, двигатель к новому бензину быстро привык и стучать перестал. А утром я поехал в город, чтобы встретиться с товарищем полковником ФСБ, как мне рекомендовал куратор.

— Это ты хорошо выкрутился. Я отслеживал ситуацию по своим каналам. ФСБ запрашивала данные биллинга на твою симку.

— Я предполагал, что так будет, поэтому, когда пошел в «Белую лошадь», оставил у Тамары обе трубки.

— Понятно. Но они все равно знают только один твой номер. Вторая сим-карта зарегистрирована вообще на ФСО, даже без указания более точных координат. Номер в ФСБ неизвестен, а оператор — из Узбекистана.

— Я оставил трубку потому, что звонок мог меня выдать. А выключать ее — это то же самое, что оставить. Равнозначно.

— Еще о чем Альтшулер спрашивал?

— Сначала зашел разговор о его племяннике. Полковник интересовался, не слышал ли я, чтобы кто-то приходил к старлею Линдеру после его визита в наш номер. Сначала я собирался сказать, что слышал стук в соседнюю дверь и приглушенный разговор, но потом пожалел экспертов ФСБ, которых отправят искать отпечатки пальцев какого-то постороннего лица. А там группа захвата уже наследила основательно, и работы у экспертов было бы на неделю. Поэтому сказал, что ничего не слышал до момента, когда закричала горничная. На этот крик я и среагировал…

— Я с главврачом психодиспансера полчаса назад разговаривал. Он мне сообщил о визите полковника Альтшулера к нему и к лечащему врачу. Сказал то же самое, что сообщил Альтшулеру: помешательство обычно бывает не настолько резким, ему предшествуют определенные сигналы странного поведения. Например, разговоры с самим собой или с кем-то невидимым. Порой это похоже даже на игру, будто человек разговаривает с неким воображаемым собеседником. Альтшулер сказал, что иногда ему и сестре казалось, что Линдер с кем-то беседует. Сам Линдер на вопросы отвечал просто: разговаривал по телефону. Может, это и так, только полковник сообщил главному врачу, что, со слов матери старшего лейтенанта, однажды сын ответил так, когда его трубка лежала на кухне, а сам он сидел в комнате перед телевизором. Я еще вопрос задал: а что, дескать, Альтшулер часто общается с матерью старшего лейтенанта? Главврач в ответ только плечами пожал. Я же тогда не знал еще, что она родная сестра полковника… Наверное, они обсуждали происшествие с Владимиром Михайловичем. Кстати, а что ты знаешь о Михаиле Линдере, отце старшего лейтенанта?

— Вообще ничего не знаю. Просто не было случая поинтересоваться.