Krupnyakov_Arkadii_Est_na_Volge_utes_Litmir.net_259280_original_51f74

Усолье Леденское — село богатое, торговое. Крестьян там мало — купцы да работные люди в соляных копях. Спрятав за пазуху пистоли, атаманы вошли в кабак. Была суббота, в кабаке шумно, все столы заняты питухами. У печи молодая жонка выгребала из загнетка угли, вздувала лучину, ставила в светец. Илейка глянул на ее пристально — похожа_> на Алену. Пахло овчинами, кислой капустой, печеным хлебом. Из харчевой изб.л вышел ярыга в фартуке, в шелковой рубахе, поставил на стол жбан, высыпал из фартука десяток точеных чаш, оловянную гарель. С краю стола сидел молодой, лет. тридцати, здоровенный широколицый мужик.

— А ну-ко, подвинься, — строго сказал Илья. — Не видишь, люди застыли.

— У печки потопчись, согреешься, — грубо ответил широкорожий, отвернулся. Андрюшка Пермяк сунул ему под рыло пистоль:

— Тебя по хорошему просят— подвинься.

Подскочил голова кружечного двора Ивашка Сергеев, сказал:

— Уступи, Панкрат Данилыч, я те особый стол поставлю. — Выволокли дубовый стол, широколицый с друзьями пересел. Ярыга угодливо пододвинул жбан к Илейке, на освободившуюся скамью уселись атаманы.

— И штей горячих, — приказал Илья. — И чтобы мясо. — Ярыга принес всем щей, на тарель навалил гору мяса, хлеба. Федька Северга склонил жбан, налил шесть чашек. Илья попробовал, сплюнул, в чаше оказалось не пиво, а водка. Спорить не стал, выпил до дна. Выпили и другие, занюхали хлебом, принялись хлебать щи. По телу Ильи разлилась теплота, в голове зашумело, за-приятнело. Северга налил еще.

В кабаке становилось все шумнее. Кричали и спорили хмельные мужики, были средь них и бабы.

Илейке захотелось петь. Он кивнул атаманам и запел:

Сядем-ко, ребятушки, на зеленый луг,

Па зеленым луг, но единый круг!

Федька тонким, бабьим голоском подтянул

Споем-ко, ребятушки, песню нпную Песню новую, про Стеньку Рч<инч..

— Ты кто такой будешь? — К Илейке подошел широколицый.

— А ты кто?

— Я Панька Замятин! — мужик выпятил грудь.

— Что-то не слышал про такого, — Илья сильно захмелел. — А я Ильюшка Долгополов. Слышал?

— Если не врешь .. Про тебя в этих местах все знают.

— Ну и отваливай.

— Зачем же так, Илья Иваныч? Я, может, за твое

здоровье выпить хочу. '

— На дармовщинку?

— Панька Замятин — на дармовщинку?! Эй, кружечный Жбан водки на стол. За мной счет! У нас ныне гости знатные

Ярыга ловко метнул на стол жбан. Замятин взял ковш, расплескал питие по чашам.

— Так как, бишь, тебя звать-то? — спросил Илья, принимая чашу

— Панкратом. Я тут всему Усолью голова. Прика-щик на копях соляных. С прибытьем, Илья Иваныч.

Илья вы 1гил водку, подмигнул дружкам, сказал вроде в шутку

— У нас, казаков, обычай такой — прикащиков под саблю

— За что же меня под саблю, Илья Иваныч? Я боярам не служу, копи государевы, а люди у меня работные. Больше половины к тебе утекли. Я их не задерживаю. Я бы и сам...

— Медлишь чего?

— Боюсь. Ты же сам сказал — под саблю.

— Приходи. Вот Тотьму возьму, воеводу повешу — милости просим.

— Выпьем за то1—Панька налил чаши, казаки дружно выпили.

Жонка, что следила за лучиной, покачивая бедрами подошла к Илье, подсела на край скамьи:

— Подвинься, молоденькой, посади рядком, хорошенькой, — и прильнула к плечу.

— Ты, Аленка, к мужику не лезь, — строго сказал Замятин. — Свое место знай.

— Отчего это — не лезь. А ну, садись! — Илья обнял жонку, подвинул к ней чашу. — Выпей с нами.

Жонка пригубила питие, хихикнула.

— Хошь, я тебя поцелую? — Илья разгладил усы.

— Цалуй. А умеешь?

Илья положил руки на плечи жонке, рванул ее к себе, поцеловал. Она обвила его шею руками, прижалась к щеке.

— Ты казака не задуши! — крикнул Носок. Все захохотали.

А жонка в шуме в самое ухо:

— Берегись, атаман, за стрельцами послано.

Илья, как будто ничего не случилось, толкнул ее локтем, спросил:

— Замуж, Алена, пойдешь за меня? Али замужняя?

— Вдова я. Мужа в копях засыпало.

— Так, может, поженимся?

— Ребятишек двое. Какая из меня невеста.

— Ребятишек вырастим. Ты, главное, полюби.

— Сватай.

— Вот возьму Тотьму — стану воеводой. А ты воеводская жена будешь. Любо?

— Любо. Я пошла бы. Здесь мне совсем худо.

— Плюнь ты на них. Как услышишь, что Тотьма моя — приходи.

— Хватит, Аленка! — крикнул Панкрат. — Видишь— лучина гаснет.

Лучина, и впрямь, пустив вверх струйку дыма, погасла. Илья в темноте склонился к Якушке, шепнул:

— Скажи всем—следить за дверью. Стрельцов'ждут.

Раскрылась дверь широко, впустила клуб пара, через

порог перешагнул стрелецкий сотник, за ним четыре стрельца.

Шесть пистолей грохнули почти враз. Сотник и стрельцы упали у порога.

— Выбросить на мороз! — приказал Илья. — Никитка, Якушка, достаньте в санях сабли, пищали, стойте у дверей, придет время — сменим. А ты, калена вошь, целовальник, если еще пошлешь за стрельцами —зарублю!

— Лучше бы ехать, атаман,—посоветовал Пермяк.— Пора уж."

— Добро! Эй, Ивашка! Где у тебя вино? Выкатывай бочку, живо!

Целовальник нырнул в харчевню, выкатил бочонок ведер на пять. Атаманы подхватили ее, вынесли. Илья подошел к жонке. поцеловал ее: