Крупным планом

С фотографией всегда так: если вы задуряете себе голову красивыми идеями насчет использования своего объектива в качестве арбитра verite,[16] вы неизбежно получите мертвые, самодовольные образы, которые не имеют никакого отношения к существу дела. Лучшие кадры всегда случайны. Вспомните страшные снимки дна Нью-Йорка, которые делал Уиджи, или хотя бы снимок Капы: умирающий испанский республиканец (его руки раскинуты, как на распятии, спину пронзила пуля). Их лучшие снимки были сочетанием блестящей техники и чистой случайности — они оказались в нужный момент в нужном месте. Случайность — это все в фотографии. Вы можете часами ждать нужного момента. В конечном итоге вы не получите того, чего ждете, но вместо этого обнаружите, что несколько снимков, которые вы сделали, пока томились в ожидании, отличаются естественностью, которой не хватает в заранее задуманных фотографиях. Первое правило искусства: нужный момент может так и не наступить, или же вы можете наткнуться на него случайно, и молитесь Богу, чтобы палец у вас в этот момент был на затворе.

С помощью моторизованного автофокуса я добился резкости негатива, немного обрезав фон по выбранному контуру, чтобы резче выделить изображение потрепанного жизнью брокера, который, шатаясь, спускается с портала биржи. Затем вставил лист бромистой фотобумаги в рамку. Выключил лампу увеличителя, нажал на кнопку автоматического печатания и подождал три секунды. Красный свет. Затем на шестьдесят секунд в проявитель, затем в закрепитель, затем в фиксаж, затем снова включил лампу дневного света. Но когда я вытащил снимок из последней ванночки и повесил его сушиться, я сразу же увидел дефект печати: казалось, что брокера загораживает другая фигура. С технической точки зрения вы можете назвать это явление призраком — легкое сдваивание, как бы образ, который преследует основное изображение, создает впечатление фантомного фона. Человек за человеком.

Я тут же сделал еще несколько отпечатков — на всех я увидел тот же явный призрак, намек на вторую жизнь, скрытую под первой, вторую личность, которую мы все тщательно скрываем. Возможно, камера слегка вздрогнула, когда я щелкнул затвором. Возможно, я немного ошибся с раствором, когда разводил проявитель и проявлял пленку. Но когда я просмотрел негативы, то увидел, что призрак появился только в этом кадре. Все остальные снимки этого человека были обычными. Да, точно, этот призрачный образ был лучшим во всей серии. Почему я его не заметил, когда проявлял пленку? И как вообще этот призрак туда попал? Чем именно был этот непонятный фантом?

Я взял лупу и долго изучал все четыре отпечатка, пытаясь найти хоть какой-то ответ на этот вопрос. Затем в дверь темной комнаты постучали.

— Нянька пришла, — сказала Бет.

— Иду, — ответил я. — Зайди на секунду, хочу кое-что тебе показать.

— Нет, — отказалась Бет. Пока я открывал вращающуюся дверь, она уже успела подняться по ступенькам.

В машине она продолжила изводить меня молчанием.

— Я же сказал, что извиняюсь.

— Мне наплевать, — ответила она.

— Я знаю, глупо было с моей стороны…

— Я не хочу это обсуждать.

— Я вовсе не хотел…

— Ничего подобного, хотел.

Снова молчание.

— Бет, послушай…

Молчание. Разговор окончен.

Билл и Рут Хартли жили всего в миле от нас. Их дом был крыт красной дранкой, с белыми ставнями и массой детских качелей-каруселей на передней лужайке. Мне эти горки и качели всегда казались избыточными, потому что их единственный сын Тео родился с синдромом Дауна и большую часть времени жил в специальной школе недалеко от Нью-Хейвена. Они хотели еще детей, но у них ничего не вышло. «Господь таким образом внушает нам, что мы можем хорошо жить и одни», — как-то сухо заметил Билл. Он был брокером, единственным наследником небольшой брокерской фирмы на Уолл-Стрит, которой руководили четыре поколения Хартли и которая обслуживала узкий, но очень избранный круг клиентов. «Приятный, надежный бизнес» — так отозвался о своей фирме Билл, хотя он мог сказать то же самое и обо всей своей жизни, потому что Билл и Рут были примером спокойной уверенности. Они встретились двадцать лет назад в университете, поженились, и их брак был одним из тех редких случаев, когда все идет гладко, без сучка и задоринки. Рут была довольно влиятельным чиновником, занималась связями с общественностью в Нью-Йорке, а Билл был вполне доволен, что его маленький бизнес не втянут в рутинную жизнь больших фирм Уолл-стрит. Они хорошо зарабатывали. У них был неплохой дом. Приятная тридцатифутовая яхта неподалеку (на которой Билл часто катал меня). На них было приятно смотреть, когда они вместе: они никогда не мешали друг другу. Глубокая прочность их брака подтверждалась тем, что, когда родился Тео, им удалось сохранить гармонию и не разбежаться.