На сегодняшнем заседании нам необходимо утвердить план, главным пунктом которого является проведение Международной писательской конференции в «Лицейский День» 19 октября 2007 года в ЦДЛ под названием: «Русский язык - связующая нить культур». Я предложил назвать не конференцией, а конгрессом - смысл одинаковый, а звучит солиднее. Со мной согласились.
Обозначили ответственных за другие мероприятия: семинар переводчиков, семинар молодых писателей и др. Мне поручено сформировать оргкомитет по проведению конгресса и к следующему секретариату, который состоится через неделю, представить его на утверждение.
12 апреля. Купил железнодорожные билеты до Няндомы и обратно - поеду на Литературный фестиваль Севера, который будет проходить в Каргополе. Говорят, интересные места, многие из них связаны с именем Николая Рубцова.
Из Питера позвонил Николай Коняев, попросил войти в состав редколлегии журнала «Аврора» и сказал, что теперь он будет возглавлять журнал. Я дал согласие и порадовался такой новости. Он попросил переговорить с Михалковым - Сергей Владимирович входил в прежний состав редсовета, согласится ли теперь на вхождение в новый. Я сказал, чтобы включал его - журнал должен вот-вот выйти, - а я переговорю либо с самим Михалковым, либо с его помощницей Салтыковой и, думаю, получу добро.
Ровно 10 лет понадобилось нам, чтобы разобраться с журналом «Аврора», с которым я дружу более 30 лет. Когда-то авроровский «Салон СЛОН» (сатирическо- лирическое обозрение нравов) опубликовал мой рассказ «Трусы на память» - как один из победителей конкурса. Потом печатались рассказ «Роль женщины», повести «Показательный бой», «Человек, которого не было», «Товарная станция».
В общем, дорога мне «Аврора», в особенности после публикации в ней «Показательного боя». За него брались многие журналы: «Нева», «Юность», «Неман» - и ничего. Присылали отличные внутренние рецензии, но как доходила рукопись до главного редактора, так звучала команда: «Стоп!». А вот «Аврора» взяла и напечатала, хотя и не обошлось без «соавторства» с цензурой.
Впрочем, и «Аврора», пока в ней заведующим отделом прозы был Вильям Козлов, тоже отказывалась печатать. Мне Козлов сказал: «Знаешь, старик, повесть твоя не ко времени остра, а тут скоро съезд партии - как я такую острую вещь буду печатать? Да ещё о молодёжи, о студентах. Меня не поймут и выгонят. И что тогда? Ты хочешь, чтобы на моё место пришёл какой-нибудь еврей?» - «Какой- нибудь - не хочу, - сказал я. - Но толковому, да ещё не трусу, я бы сам помог занять твоё место». - «Ну, старик, так не принято разговаривать с редакторами, в этом случае мы с тобой не договоримся».
Я хотел сказать, что и с писателями, хотя бы и с молодыми, тоже так разговаривать не принято. Но не сказал - бесполезно. Попросил вернуть рукопись, но Вильям Фёдорович ответил, что рукописи моей нет - отдали на рецензию Ирине Муравьёвой. Я ушёл. А потом, совершенно неожиданно для меня, «ушли» Козлова. Редактором прозы стал Глеб Горышин. Он же пригласил меня в редакцию, похвалил повесть и вручил рецензию Ирины Муравьёвой. В ней она не просто как критик, литератор, но как заинтересованный читатель и друг написала добрые слова: «честный автор, честная повесть.»
- Значит, будете печатать?
- Будем, - кивнул Г орышин. - Твою рукопись прочитал главный, Владимир Торопыгин. Он просил тебя зайти для знакомства.
Зашёл. Увидел плотного, внешне привлекательного (наверное, в особенности для женщин) человека, который встал с кресла, поздоровался.
- Спасибо, что решили напечатать, - сказал я. - Во многие журналы посылал. Вроде бы тоже собирались, потом отказывали.
- А мы напечатаем, - кивнул Торопыгин. - И не нам спасибо, а тебе, что написал хорошую повесть. Я читал в напряжении, даже не выдержал - в конец заглянул. Хороший конец, выстраданный.
Через неделю снова позвали - пришли гранки. Вычитал и был рад - всё как я написал. А когда напечатали, обнаружил, что выпали многие «фрагменты». Объяснили: цензура. Например, эпизод, где герой - точнее, даже не сам герой, а некто, о ком рассказывает один из героев, - чтобы не идти в армию, пьёт чифирь; положат его в больницу на обследование - мочится в постель: дескать, недержание ночное. Так что удалось «откосить». А сердце угробил, теперь инвалид. В этом эпизоде чётко обозначена позиция и героя, и автора: так плохо, так нельзя, так во вред самому себе. Нет, вырезали. Конечно, цензоры понимают больше автора, им виднее. Дескать, в нашей стране нет и быть не может подобных молодых людей, которые пьют чифирь и писают в постель, чтобы не пойти служить.
Ладно, когда-нибудь напечатаем целиком. И напечатали! В 2003 году в питерском издательстве «Дума» под редакцией Анатолия Белинского вышла моя книга «От земли до неба», в которую уже целиком вошёл «Показательный бой». Но потребовалось для этого более четверти века.