У Дейва было предчувствие, что они не в последний раз ведут этот разговор. И что в один прекрасный день она еще поймает его на слове.
– Давай пока не будем переживать из-за Джоан Картер. Мне кажется, в ближайшее время дальше телефонных звонков она не пойдет. А я завтра с утра заблокирую ее номер. Да и вообще, какая им радость, если вся правда о Кенте выйдет наружу? Ведь тогда все увидят, насколько мало они знали своего сына.
– Надеюсь, что до этого не дойдет, – простонала Лиллиан. – Не хочу больше об этом думать. Расскажи мне какую-нибудь историю, Дэвид. Чтобы я заснула.
Он прижался затылком к стене и опустил веки.
– Закрой глаза. Думай о волнах, о том, как они шуршат, накатывая на берег, как пенятся, разбиваясь о камни; вспомни волшебные ароматы цветов, как они мешаются с острым запахом моря, обволакивают тебя, и прохладный ночной ветерок ласково гладит твою кожу… – Дейв плел словесную сеть из воспоминаний до тих пор, пока дыхание Лили не стало ровным и он не убедился, что она заснула.
Он никогда не спрашивал ее о том, как она возвращается среди ночи из чулана в запасной спальне в их общую с Джерри постель, не вызывая его подозрений, или почему он не замечает, как выросли их телефонные счета за последнее время. Будь Лили его женой, Дейв бы сходил с ума от ревности. Но Лили ему не жена. Они друзья, и только.
– Так у вас были причины его не любить? – продолжала Женевьева. – Чем он вызвал такое к себе отношение?
Опасные чувства поднимались в груди Дейва, ему хотелось сжать зубы, но он сдержался, зная, что это будет видно на камере. Вместо этого улыбнулся во всю ширь своего рта и пустил в ход прием из своего прежнего арсенала пиарщика.
– Я не утверждаю, что хорошо знал Кента до катастрофы, но на психические травмы люди реагируют по-разному. Смерть Терезы потрясла Кента, сделала его менее общительным. Это правда, что он помогал нам и даже, возможно, спас нам жизнь. Правда и то, что друзьями мы с ним не были, но из этого не следует, что мы обязательно должны были ненавидеть друг друга.
– Нет, – бровки Женевьевы поползли вверх, безуспешно пытаясь сморщить накачанный ботоксом лоб, – конечно, не следует. Но я же вижу, вы чего-то недоговариваете, когда речь заходит о нем. Почему вы отказываетесь быть честным?
Ох, как ему хотелось рассказать ей, за что именно он ненавидит Кента. За то, что он стоял над ней, зажав нож в короткопалой лапе, за то, что уселся на нее сверху, точно она была животным, добытым на охоте, а не самым интересным, чутким и умным человеческим существом из всех, кого Дейв встречал в жизни. За ту пустоту в глазах Лили, которая возникла там по его милости – и так никогда до конца и не исчезла.
– Хотите начистоту? Ладно. Вы правы, друзьями мы не были. Я вообще затрудняюсь представить себе человека, который назвал бы его своим другом. Что бы там ни говорили его домашние, он и до катастрофы был изрядный сукин сын, а уж необитаемый остров совсем испоганил ему характер. За все наше совместное пребывание на острове не было случая, чтобы он заговорил со мной просто по-человечески, а уж с Лиллиан он… он… – Женевьева Рэндалл даже вперед подалась, словно впитывая в себя каждое его слово. На такой эффект Дейв не рассчитывал. Прервавшись на полуслове, он расправил плечи, перевел дыхание и заговорил совсем другим тоном, небрежным, легким. – В общем, как я говорил, разногласия у нас были, но это не мешало нам сохранять уважение друг к другу, что и помогло нам выжить.
– Хорошо… тогда еще вопрос о Кенте. – И она улыбнулась ему слащаво до приторности. – Как вы отреагируете, Дейв, если я скажу, что, по словам его родных, Кент отлично плавал?
– Да, я это знаю и подтверждаю, – кивнул он. – Но не родился еще такой человек, мисс Рэндалл, который плавал бы лучше, чем акулы.
Глава 20. Дэвид – день сто тринадцатый
Солнце уже встает над водяным горизонтом, когда я опускаю руки в мелкое озерцо, которое всегда собирается между песчаных холмов недалеко от лагеря. Захватив пригоршню песка, яростно тру им свои и без того уже едва не кровоточащие ладони, тщательно промываю между пальцами и выше запястий, жалея только об одном – что это не мыло, а еще бы лучше, какой-нибудь отбеливатель.
Да, отбеливатель – это именно то, что мне нужно. Чтобы отмыть здесь все, сделать белее белого, как говорят в рекламах моющих средств. Я хочу стереть все следы вчерашнего дня, вывести их прочь, как пятно с рубашки. Как там говорила леди Макбет? «Прочь, проклятое пятно!» Вот и я хочу изгнать из своей памяти всякое воспоминание о том, что я увидел вчера, когда выскочил из-за деревьев на берег пруда.
– Дейв, кругом и шагом марш отсюда, – скомандовал Кент, похоже, уверенный в том, что я стану слушать его приказы, словно какая-нибудь дрессированная обезьяна. Наверное, он забыл о том, как я его ненавижу, и о том, что у меня нож. Нет, просто он не воспринимает меня как угрозу. Я остался.