Крушение Германской империи. Воспоминания первого канцлера Веймарской республики о распаде великой державы, 1914–1922 гг.

7 мая 1917 года. В половине седьмого вечера Эберт и я были у канцлера. Он крайне заинтересован нашими стокгольмскими планами. Очень просит точно сообщить ему о том, что уже сделано нами в качестве подготовительной работы и что еще предстоит впереди. Полный надежд, Эберт осведомил его очень подробно. Бетман слушал с интересом. Между тем я заметил, что он мог бы сильно облегчить нашу работу в Стокгольме и улучшить наши перспективы, если бы еще до конференции, отвечая на нашу интерпелляцию, он признал формулу: без аннексий. Он не дал ясного ответа, еще раз повторил, что интерпелляции ему очень неудобны и сегодня он может сказать, что, возможно, будет говорить завтра, но не то, что придется эвентуально говорить послезавтра и т. д. Ряд банальностей. Затем он вернулся к Стокгольму. Кто туда приедет? Англичане и французы тоже? Становилось все яснее, какое большое значение он придает конференции. Он указал на неопределенность положения в России. Сегодня так, завтра иначе. Временное правительство говорит одно, Милюков другое, а Совет рабочих и солдатских депутатов — третье. Керенский, как ему кажется, играет двойственную роль. Кроме того, у него есть сведения из Франции, что там правительство непрочно. Я: «Так сбросьте его, выскажитесь за нашу формулу, и французское министерство не сможет удержаться, потому что тогда группа, подобная нашему меньшинству, объединившаяся вокруг Лонге, превратится в большинство, а сверх того оппозиция открыто будет требовать мира».

Он: «Вы думаете?» Я: «Считаю это несомненным». Он: «Я желаю еще раз предварительно переговорить с вами перед выступлением по интерпелляциям». Я обещал и тотчас же заявил: «Если вы скажете что-нибудь, что удовлетворит правую, то мы должны будем заявить, что в течение трех лет находились в заблуждении, и сделать из этого выводы». Он: «Правую! Вы не поверите, как мне как раз теперь неудобна ваша конституционная комиссия». Я, притворяясь сильно удивленным: «Как так, почему?» Он: «Вмешательство в компетенцию военной власти при производстве офицеров, например. На ваш взгляд, как это будет использовано?» Я тотчас же поймал его на слове, объяснил ему, в чем дело, и пожалел, что он так «недостаточно информирован». Затем я сказал ему, что считаю все сделанное до сих пор в конституционной комиссии, так сказать, «мелочным товаром», без которого рейхстаг при желании мог свободно развернуть свою власть. Он: «Для всей правой печати конституционная комиссия служит новым желанным орудием против меня. Не забывайте, что эту печать читают в очень влиятельных кругах. А против меня солидарны и „Крестовая газета“, и „Ежедневное обозрение“, и Георг Бернгард в „Фоссише цайтунг“. Конечно, в конце концов, такая последовательная борьба остается не без влияния. Высшее офицерство не читает ничего, кроме этих правых листков. И это теперь, во время войны! Нет, эта конституционная комиссия… теперь… действительно дальше так невозможно». Я стал решительно возражать. Он: «Историю с производством офицеров мы не должны ни в каком случае доводить до пленума». Я: «Этому вы не можете воспрепятствовать, потому что, не считая нескольких консерваторов, весь рейхстаг за это требование». Он: «Мы должны сговориться, это не должно доходить до пленума. Если бы вы знали, как это влияет наверху». Бетман был, по крайней мере, откровенным противником и не прибегал к мелким приемам саботажа и официозной лжи. Не таковы другие должностные лица!

Неправдивый военный министр

Я хочу это пояснить только одним примером, который характеризует всю ограниченность, бесчестность старого режима. 15 мая было довольно бурное заседание рейхстага. Военному министру фон Штейну был посвящен целый ряд нелестных слов. Я записал тогда в своем дневнике: «Целый ряд интермеццо вышел с военным министром». Все это можно узнать из газет и стенографии, кроме одного, что я хочу запечатлеть здесь для будущего. Военный министр имел смелость утверждать, что его не приглашали на заседания конституционной комиссии. Это была неправда, которой я, к сожалению, не мог публично вскрыть полностью. Я только повторил, что представитель министерства внутренних дел сказал в комиссии: военное министерство было приглашено. Я мог бы установить большее. На мой вопрос, не следует ли нам подождать с открытием заседания комиссии, о котором здесь идет речь, так как фон Штейн еще занят в бюджетной комиссии, Левальд ответил: нет, нет, он не придет, он не хочет. Если бы я рассказал это на заседании рейхстага, то произошла бы сцена, каких рейхстаг пережил немного, потому что было бы ясно, что один из двух представителей правительства сказал неправду. Я не сомневался в том, что ее сказал военный министр.