На последнем этапе наступления французская армия прошла через деревню, где в апреле умер русский фельдмаршал Кутузов — «старый северный лис», как называл его Наполеон. Императора нельзя обвинить в недостатке уважения к доблестным противникам, и, хотя Кутузов сделал больше, чем кто-либо другой, для его изгнания из Москвы за Неман полгода назад, Наполеон не питал злобы к старому воину и приказал воздвигнуть памятник в его честь.
Младших офицеров, сержантов и рядовых, шагающих в погоне за врагом по залитым солнцем дорогам, через цветущие луга, не могла не радовать перспектива перемирия. Капитан Барре из третьего батальона 47-го линейного полка был вполне доволен жизнью. В Борне около Лютцена через два дня после битвы его попросили рекомендовать отличившихся к наградам, а 18 мая, во время марша на восток в составе корпуса Лористона, он сам был назначен кавалером ордена Почетного легиона под номером 35505. Этот орден был предметом вожделения в Великой армии и в то время еще не обесценился последующими неразборчивыми раздачами. «Никогда награда не доставляла столько удовольствия», — записывает этот достойный офицер, но одно из награждений в 47-м полку имело иронические последствия. Один из старших сержантов Барре был произведен в адъютанты и все еще занимал эту должность, когда был уволен в следующем году. «Если его произвели бы в офицеры, он бы остался в армии, — отмечает Барре. — А так он стал чиновником в одном из правительственных департаментов и к 1824 году сколотил себе состояние!»
Барре играл заметную роль в Баутценской битве. Он входил в штурмовую группу, которая взобралась на стены города без лестниц. 21-го и 22 мая он находился в самой гуще сражения, и его рота понесла ужасные потери от вражеской артиллерии: двадцать один человек убитыми и ранеными. Барре же не получил ни царапинки, и удача сопутствовала ему вплоть до вступления в городок Яуэр на дальнем берегу Кацбаха: здесь Барре споткнулся о тяжелый предмет, упрятанный в торбу. Барре ходил в походы с Великой армией уже девять лет, и его нюх на добычу и на съестное был исключительным. Он подобрал торбу и потащил ее с собой, позже обнаружив внутри самую большую индейку, которую когда-либо видел. Для Барре и его товарищей эта находка была не хуже военной победы. Позвали офицеров с кулинарным опытом, собрали все ингредиенты и обшарили бивуак на предмет овощей. Вскоре маленькая компания наслаждалась самым изысканным угощением, какое довелось отведать после выступления из Парижа, запивая обед несколькими бутылками превосходного моравского вина. «Удовольствие от общества товарищей и спокойный обед, плод кулинарных талантов наших друзей, — отмечает капитан Барре, — позволили нам провести несколько приятных часов, столь редких в военное время».
Во всех солдатских письмах, дневниках и воспоминаниях целые страницы посвящены подобным случаям — ясный признак того, что снабжение в наполеоновских армиях находилось отнюдь не на высоте. Солдатам обычно предлагалось самим искать продовольствие. Тот факт, что французы могли сражаться и совершать переходы, питаясь плодами собственных реквизиций, отчасти объясняет распространенную в то время среди европейцев поговорку: «Там, где проходит Великая армия, даже крысы голодают».
Саксония была очищена, и кровопролитие временно прекратилось, но какой ужасной ценой? По всей дороге от Заале до Одера в свежих могилах лежало около 100 тысяч человек, в том числе 40 тысяч французов. Госпитали в Вейсенфельсе, Лютцене, Лейпциге и Дрездене приняли столько же больных и раненых. Русские и пруссаки понесли более тяжкие потери, но они непрерывно возмещались колоннами, движущимися на запад из России, и постоянным притоком патриотичных молодых немцев с рекрутских пунктов в сфере влияния союзников. Французские линии коммуникаций протянулись через Дрезден и Лейпциг до Майнца и пограничных укреплений на Рейне, а Франция непрерывно воевала с 1792 года. Было самое время остановиться и ограничиться тем, на что можно было претендовать после ошеломляющих, но не ставших решительными побед короткой кампании, постаравшись разжечь соперничество России, Пруссии и Австрии. Войска встали лагерями. Дипломаты собрали чемоданы и отправились в Прагу. За четырьмя неделями боев последовали десять недель болтовни.
Глава 6
«Сомнительное разрешение существовать»
Перемирие, разделяющее две саксонские кампании, продолжалось пятьдесят дней, и в течение этого времени дипломаты пустили в ход все свои старые уловки, добавив к ним много новых. Все эти пятьдесят дней, зачастую до глубокой ночи, представители сторон торговались и блефовали с такой ретивостью, которая не повторится за столом переговоров вплоть до конференции великих держав в Версале сто шесть лет спустя. В качестве упражнения в терпении и хитроумии зрелище было поразительное. Но как демонстрация коварства и двойной игры оно не могло порождать у честных людей с обеих сторон желания поскорее вернуться на поле боя.