Крушение империи Наполеона. Военно-исторические хроники

Даже Меттерних, который больше всех выигрывал от этих условий, не мог поверить, что они станут практической основой для общего урегулирования. Они не нравились ни Пруссии, ни России, а Каслри от лица Англии, вероятно, видел за ними тщетность всякой помощи континентальным державам по иным, кроме национальных, мотивам. И все же они были предложены в качестве последней попытки добиться мира до того, как хоть один солдат союзников перейдет Рейн, и прошло еще несколько недель, прежде чем от них отказались Россия и Англия — первая потому, что они лишали ее заслуженного триумфа, а вторая потому, что по ним бельгийские порты оставались во владении Франции, что, по словам Каслри, «налагает на Великобританию необходимость постоянных военных приготовлений».

Если бы Наполеон не мешкая согласился на «Франкфуртские условия» — а ему наверняка очень советовали так сделать, — имелась бы вероятность, что Австрия отойдет от союза, недовольная Россия отзовет свои войска, и Англии с Пруссией придется в одиночку воевать против Франции, сплоченной патриотизмом. Но может быть, Наполеон не принимал условия всерьез и имел к этому основания. В тот самый день, когда он выдал дипломатичный ответ, предлагая созвать новую конференцию в Мангейме, союзники выпустили очередную прокламацию, предназначенную для распространения во Франции. Она била прямо по императору. «Мы желаем видеть Францию, — провозглашалось в листовке, — великой, сильной и процветающей, и ведем войну не с Францией, а с неограниченной властью Наполеона, которой он так долго пользовался на горе Европы и самой Франции».

В очищенном от политиканских двусмысленностей и лицемерия виде «Франкфуртские условия» были всего-навсего предложением со стороны Австрии признать ранние завоевания республиканской Франции (главным образом в Бельгии и в Савойе) в обмен на свободу действий в Италии и известные гарантии против создания сильной, единой Пруссии. Как они могли быть приняты, даже в предположении, что Наполеон сейчас был готов согласиться на гораздо меньшую долю европейского пирога? Ни царь, переживший сожжение своей столицы, ни группа барона Штайна, мечтавшая о единой Германии, ни Англия, двадцать лет сражавшаяся за то, чтобы Франция не доминировала на континенте, не могли извлечь ни малейшего удовлетворения из предложений Меттерниха. Тем не менее без какого-либо заключения перемирия в Шатильоне шесть бесплодных недель проводилась конференция, но предметом торгов на ней служили проигранные и выигранные битвы, и вскоре ее затмили события, которые положили конец самой причине для ее созыва.

Во время этого затишья между осенними боями и вторжением во Францию Франц Австрийский, возможно, один из самых законченных лицемеров, каких когда-либо порождал дом Габсбургов, продолжал в письмах своей дочери Марии Луизе уговаривать ее ввести регентство в отсутствие ее мужа, сражающегося с австрийскими войсками на французской земле. «Что касается мира, — писал он в декабре 1813 года, — будь уверена, что я желаю его не меньше тебя, всей Франции и — надеюсь на это — твоего мужа. Лишь в мире лежат счастье и процветание. Мои идеи весьма умеренные. Я желаю лишь того, что приведет к длительному миру, но в этом мире одних желаний недостаточно». К печальным мыслям о будущем человечества приходишь, когда осознаешь, что в конце 60-х годов XX века, после двух мировых войн, закончившихся ядерным грибом над Хиросимой, главы государств всего мира обмениваются друг с другом точно такими же посланиями.

III

23 января в Тюильри случилась едва ли не последняя из живописных сцен, разыгранных человеком, знавшим, как выжимать последнюю каплю верности посредством эмоционального, но тщательно срежиссированного выступления, и пленниками этой колдовской власти над галльскими сердцами. Собрав офицеров Национальной гвардии, одни из которых были известны как роялисты, а другие — как убежденные республиканцы, Наполеон появился перед ними в сопровождении лишь императрицы — своей жены — и сына, трехлетнего короля Римского. «Я вверяю своих жену и сына вашей доблести», — сказал он, и результат этого обманчиво простого обращения был именно таким, какой ожидался. Смешав ряды, офицеры бросились к нему с громкими криками: «Да здравствует император!» В четыре часа утра 25 января Наполеон отправился на фронт. Больше он уже никогда не увидел ни Марию Луизу, ни сына.