Круть (с разделением на главы)

— Ясный пенис.

— Но ты же отказываешься отвечать на вопрос.

— А то они не знают.

— Как бы ты оценил по пятибальной шкале терапевтическое влияние симуляции после пережитого опыта?

— Два.

— Почему?

— Дорого, раз. Больно, два.

— Хорошо, — кивнул Сердюков. — Я запишу так — дать точную оценку затрудняется.

— Пиши что хочешь.

— Теперь переходим непосредственно к опыту. Ты помнишь, что произошло в джунглях?

— Помню. Она меня нашла.

— Кто «она»?

— Заточница, — хмыкнул Кукер. — Дашка Троедыркина.

На лице Сердюкова мелькнула еле заметная улыбка.

— Почему ты уверен, что именно она?

Кукер черно сморгнул, повернул лицо к Сердюкову и сказал:

— Ты дураком-то не прикидывайся, начальник. Дашку на нашу зону перевели. Кума при тебе говорила, что мававы в джунглях тоже бегать будут. За мои бабки. Думаешь, не помню?

Сердюков чуть покраснел.

— Условие корпорации, — сказал он. — Чтобы всё было инклюзивно. На мезозойской корове не написано, что это Дашка Троедыркина. Как ты её узнал?

— По почерку.

Сердюков сделал какую-то закорючку в блокноте.

— И что это за почерк?

— Она всегда три дыры оставляет. Поэтому и зовут её так. Хвостуна она тоже на три пики поставила. И Гребня Молодого. Три дыры одновременно. У неё три цугундера на каске.

— Какой каске?

— Ей куры сделали из шлема для фембокса. Она свои пики на ней крепит. Иногда не на каске, а на специальном обруче. Выглядит как три рога. У коровы этой так же было.

— Что ты знаешь про Дарью Троедыркину?

— Всё уже сказал.

— Вы были знакомы прежде?

— Через две малявы.

— Как ты считаешь, откуда у Троедыркиной навязчивое желание расправиться с тобой?

— Это ж куры. Они на всю голову больные.

— Что тебе известно про Варвару Цугундер?

— Первая кура вроде. Я про неё мало знаю. Колы с ней у всех козырных кур. Примерно как у нас звёзды с перьями.

— А когда именно ты понял, — спросил Сердюков, — что перед тобой Дашка Троедыркина?

— Когда она мне жопу проткнула. Не дури, начальник.

— Атак было несколько, — сказал Сердюков. — Можно ли допустить по поведению Троедыркиной, что после каждой пенетрации наступало частичное насыщение гештальта?

— Может, и наступало, — ответил Кукер. — Только мне без разницы. Дашка мне маляву прислала перед этим. Обещала поднять на пики. И подняла. Ты мне вот что скажи, товарин кум. Как она меня в джунглях нашла? Уж не ты ли её навёл?

Сердюков покраснел ещё сильнее, завёл за спину правую руку, скрестил на ней два пальца и беззвучно пробормотал «злобро добло».

— Нет, Кукер. Ты сам.

— Я? Как это?

— Программа так устроена, — сказал Сердюков, по-прежнему держа пальцы скрещенными. — Она извлекает из подсознания твои незакрытые гештальты и комплексы. Самые затаённые страхи. И придаёт им подходящую форму. Ты в глубине души боялся того, что произошло. Именно так куры убивают петухов. Программа увидела это и сформировала маршруты таким образом, что вы встретились в симуляции.

Кукер задумался, и лицо его посерело.

— Ага, — сказал он. — Понимаю теперь.

— А почему она рога на лоб крепит? — спросил Сердюков.

— Это у них последняя мода такая.

— Может быть, — кивнул Сердюков. — Или указивка пришла из Местечек.

— Им что, правда такие приходят? Это же пропаганда.

— Пропаганда пропагандой, — ответил Сердюков, — а указивки указивками. Только они не как указивки оформлены.

— А как?

— Трудно в двух словах объяснить… Как свободное и спонтанное саморазвитие передовой мысли, которое приняло такую вот форму. Сообщают, что по последней новой этике должно быть именно так.

— Три елды на лоб надо, — осклабился Кукер.

Сердюков развёл руками и вздохнул, показывая, что много думал на эту тему, но не всё может высказать вслух.

— А чувствует она этими рогами точно как мужик елдой, — продолжал Кукер. — Представляешь, какая зверина? Три хера на лбу. Она теперь так и пишет в малявах — не «зачпокаю», а «забодаю».

— Вот потому ты её и забоялся, Кукер, — сказал Сердюков. — После этой малявы. До такой степени забоялся, что буквально сам её позвал. Сообщил ей координаты своим мозгом. Программа отбирает то, чего мы желаем или боимся.

— А такой зверь правда был? — спросил Кукер.

— Был, — ответил Сердюк. — Семьдесят миллионов лет назад. Или все сто.

— Как называется?

— Торозавр.

— Я про такого не слышал, — сказал Кукер. — И не видел никогда. Дашка сама его выбрала?

— Да, — улыбнулся Сердюков. — Вместе с нейросетью. Программа так работает. Она улавливает запрос сознания — ну или подсознания — и подбирает наиболее точный ответ.

— Где подбирает?

— В имеющемся культурном материале. В библиотеке человеческих смыслов. Фема с тремя пиками на голове похожа на самку торозавра. Это очень близко. И по духу, и по форме.

Кукер задумался.

— Тогда вопрос, — сказал он. — Что случилось прямо перед тем, как Дашка подвалила?

— Прямо перед этим? Вроде ничего.

— Перед встречей… Я не помню точно. Меня напугало что-то. Словно сон наяву приснился. Совсем короткий.

— О чём?

— Вроде по лесу гулял. С кем-то уважаемым. Говорили о делах. И вдруг эта мавава со своими елдаками.