— Не знаю, — ответил Сердюков. — После стресса бывает, что появляется ложная память. Мозг пытается себя защитить и создаёт своего рода покров, затрудняющий доступ к источнику боли и страха.
— Понятно тогда, — сказал Кукер. — Всё понятно. Я эту стерву если встречу где, пополам развалю. Шпорой чикну.
— Ох, Кукер, не зарекайся. У тебя теперь другие проблемы.
— Какие?
— К нам в ветроколонию другого петуха переводят.
— Кого?
— Руделя. Знаешь такого?
— Не слышал про такую птицу. А чего его к нам направили?
Сердюков пожал плечами.
— Чёрт его знает. Типа как по безопасности. А про тебя не подумали. Ну или начальство решило, что договоришься с ним… Мне Тоня утром сказала.
Кукер покачал головой.
— Кумовья что-то такое мутят. Хотят, наверно, чтобы мы с ним схлестнулись.
— Может, — вздохнул Сердюков. — Но тут я помочь не могу. Я не все вопросы решаю. Исключительно научные. Ты, братец, с Руделем этим сам разберись как-нибудь. Мирно разрулите вопрос. А мы продолжим опыты.
— Всё, — сказал Кукер. — Больше я такую чернуху в симуляции на свою жопу не вызову. Я теперь сильно умнее стал… Очень сильно…
В этот момент я услышал голос Ломаса:
— Какая-то аномалия. Ну-ка дайте вид с дрона.
Я увидел Кукера сбоку — дрон-муха прятался на стене возле кушетки, в таком месте, где его невозможно было заметить. Кукер действительно выглядел странно. Некоторое время я не мог понять, в чём эта странность, а когда понял, непроизвольно выдохнул.
Кукер не лежал. Он висел в воздухе.
Сердюков этого заметить не мог — но сбоку было отчётливо видно, что Кукер левитирует, и между ним и кушеткой зияет просвет в палец шириной.
13
На следующее утро Ломас выглядел очень довольным.
Мне даже показалось, что в кабинете попахивает Кельнской водой № 4711, которую адмирал добавлял в список своих воспринимаемых атрибутов, когда дела шли хорошо. Выслушав мой доклад, он кивнул на кресло перед столом.
— Наши аналитики нашли доступ.
— К чему?
— К памяти Кукера. К той самой секунде перед встречей с Троедыркиной.
— Распаковали?
— Не совсем. Но мы теперь знаем как. Нам помогли.
— Кто?
— Сам Кукер. Вернее, его мозг. Когда в память внедряют что-то новое, мозг во время ночного сна начинает это воспоминание расчехлять и зачехлять. Считывать из одного регистра и записывать в другой, попутно убирая эмоциональный шлак. Как бы вынимает воспоминание из архива, чистит и архивирует заново. Это часть его нормальной работы. Кукер регулярно видит некое событие во сне. Мы сняли это повторяющееся сновидение с импланта.
— Да, здорово, — сказал я. — Но откуда мы знаем, что это распаковка полученной информации, а не простой сон?
— Это вот именно что простой сон. Он смешан с элементами личного опыта. Но повторяется несколько раз за ночь. Меняется только эмоциональная составляющая и периферийные аспекты. Центральный конструкт неизменен.
— Что говорят нейротехники?
— Они считают, что сгусток информации, влетевший в сознание Кукера, не был им сознательно воспринят. Во всяком случае, отчётливо. Природа этой атаки именно в том, что информация распаковывается в бессознательном. Кукер, вероятно, не помнит этих снов. Он ещё не вступил с Ахиллом в осознанный контакт. Но подобная ночная активация не менее эффективна, чем дневная.
— Откуда вы знаете?
— Это практически повторяет одну из корпоративных рекламных технологий. У нас даже есть методические таблицы. В общем, повезло… Я хочу, чтобы вы посмотрели этот сон. Очень внимательно посмотрели, Маркус.
— А вы?
— Я буду следить за вашим фидом. Как бы подглядывать в зеркальце. Система решила, что это даст мне дополнительную подушку безопасности. В некотором смысле мы будем там вместе.
Понятно, почему сегодня нет коньяка, подумал я.
— Насколько серьёзен риск? Нельзя от этого сна… Хм… Заразиться?
— Чем? — спросил Ломас.
— Ну… Какой-нибудь информационной инфекцией.
— Это просто сон.
— Но бывают такие сны, что можно сойти с ума.
— Вряд ли цель Ахилла в этом, — сказал Ломас. — Смысл технологии в нашем случае скорей всего иной. Информационное послание великого духа может быть непостижимым для человека. Но человеческий мозг расшифровывает непонятное в терминах известного. Именно в этом функция сна. Если Кукер выжил, с вами тоже ничего не случится. В худшем случае вы увидите кошмар — хотя данные с импланта Кукера показывают, что во время сна у него даже не учащается пульс. Наконец, если выяснится, что сон всё-таки представляет опасность для психики, вам зачистят память. Чего переживать? У вас там и так пейзаж после битвы…
— А вам, значит, нельзя зачистить.
— Мою память корпорация бережёт, — кивнул Ломас. — Хотя я сам с удовольствием её стёр бы, Маркус, клянусь вам. Стёр бы целиком. Вы верите?
— Верю, — сказал я. — Теперь понятно. Когда в семье покупали рыбу, давали попробовать дедушке. Если он не умирал, рыбу ели все…
Ломас моргнул.
— Чехов, — сказал он. — Записные книжки. Уважаю ваше национальное литературное наследие несмотря на всю его зловещую противоречивость. Кстати, как вам ваша новая справка? Система HEV?
— Отлично. Вообще ничего не надо знать.