Круть (с разделением на главы)

— Хорошо, — сказал я Курпатову. — Хорошо, генерал. Но почему мы не можем получить этот текст? Что в нём такого?

— Есть определённые соображения и обстоятельства, — загадочно ответил Курпатов.

— Вы сами читали эту главу? Знаете, о чём она?

— Да.

— Там есть достоверная информация о Варваре Цугундер?

— Возможно. Трудно сказать без дополнительного анализа.

— А почему его не сделали?

— К этой главе нет доступа даже у наших нейросетей.

— Почему вы не можете нам её показать?

— Она тут же окажется в сети. Попадёт в свободный доступ. А это не в наших интересах.

— Да что же там такое? — спросил я. — Какая-то жуткая зоологическая порнография? Или из неё следует, что Шарабан-Мухлюев был запрещённой у вас ориентации?

— Наоборот, это одна из самых пристойных глав в книге, — ответил Курпатов. — А по своей секс-ориентации Шарабан-Мухлюев, как и многие другие титаны той эпохи, был кинетосексуалом.

— Что это значит?

— Он стремился обладать всем, что шевелится или движется. Так проявлялось его огромное жизнелюбие. Мы к этому спокойно относимся. В данном случае дело в другом.

— В чём же?

— В этой главе писатель применяет старинную японскую литературную технику дзуйхицу, то есть «вслед за кистью». Пишет, не исправляя ничего — туда, куда бежит мысль.

Похоже, у Курпатова тоже стояла система HEV или что-то вроде. Всё-таки пятый таер.

— То есть это что-то японское? — спросил я. Курпатов тонко улыбнулся.

— Я бы скорее сравнил с Уэльбеком. Тем более что и сам Шарабан-Мухлюев его в этой главе вспоминает.

Нет, подумал я, справку ты меня включить не заставишь.

— Кто это?

— Другой карбоновый автор, куда менее значительный. Но чем-то они близки. Такая же смесь политического цинизма, эротической откровенности и списка потребляемых продуктов. Только с потреблением у нас традиционно хуже. Французу проще — он может сочинить роман, просто перечисляя марки вин, обеденные меню и названия курортов. Европейский читатель всё равно ничего другого не поймёт. А вот русскому художнику из-за нашей скудости приходится сразу уходить в стратосферу духа. Не знаю даже, проклятие это или благословение.

Я вдумчиво кивнул.

— Конечно, Шарабан-Мухлюев достигает в этом отрывке несомненных художественных высот, — продолжал Курпатов. — Гений есть гений. Но одновременно он проявляет, как бы это сказать… Метафизическую слабость. Он колеблется. Противоречит сам себе. Жалуется. Чуть ли не хнычет. Для столпа духа такое недопустимо.

— Но почему? Это же просто писатель. Курпатов помрачнел и поглядел мне в глаза.

— Здесь между нами пропасть, — сказал он. — Вы не поймёте.

— Чего не пойму?

— Да ничего. Ваше руководство, например, считает, что наши волшебные испытания в духе народных сказок устроены, чтобы отсеивать просителей. Сам слышал.

Не слишком ли глубоко они лезут в наши коммуникации, подумал я, но тут же вспомнил наклейки на придорожном камне. Мы ведь делаем в точности то же самое.

— Это не так, — продолжал Курпатов. — Главная цель подобного порядка — приобщение посетителей к родной культуре. Мы живём в эпоху, когда невероятно важными становятся корни.

— Какие?

— Культурные. Духовные. Назовите как хотите. То, из чего растёт зелёная поросль национальной жизни. Вспомните Китай после культурной революции. Или Германию после второй мировой. Пустыня, развалины, распад. Но проходит пара лет, и начинают проклёвываться ростки нового. А ещё через несколько десятилетий из живых корней вырастает новая Германия, новый Китай… Про Америку не будем — там уникальный случай.

Я снова кивнул.

— А у нас корни сознательно выпалывали много лет, — продолжал Курпатов. — И засевали землю зубами дракона. Поэтому и растут сами знаете какие сорняки. Я вам скажу по секрету — я русский европеец. Просто надо понимать, что русская Европа, она вот такая. Сегодня нам дорог каждый сохранившийся росток. А когда ростки не могут пробить асфальт сами, приходится подсаживать их искусственно.

— Вы хотите сказать, что Шарабан-Мухлюев — это конструкт?

— В некотором смысле да. Он тщательно отредактирован и в творческом плане, и в биографическом.

— А он вообще был на самом деле?

— Баночник с таким именем на пятом таере есть.

— Мы можем с ним связаться?

— Сейчас это невозможно.

— Почему?

— Официальная позиция Департамента Культуры такая — Герман Азизович с юности был духовным последователем южинской эзотерической школы. Уйдя в банку, он много лет практиковал её внутреннее учение и достиг к настоящему моменту высочайшей реализации — состояния так называемого куро-трупа. По оценке экспертов Депкульта это соответствует медитативному модусу «ни восприятия, ни не-восприятия», достигаемому адептами древних традиций. Поэтому трубку он больше не берёт. Но сам позвонить иногда может.

Так. Ещё одна грань официозной легенды. Конструкт на конструкте едет и конструктом погоняет.

— Но он сам писал свои книги? — спросил я. — Вот эту запрещённую главу?

— Мы выбираем не знать точно. В баночном измерении это легко осуществимая процедура. Я не знаю ничего наверняка, но как член руководства верю, что Шарабан-Мухлюев написал все свои опусы сам.